За границу Пестель не уехал, но в начале 1825 года сказал своему другу Василию Ивашеву, «что хочет покинуть общество». А другому своему другу, Александру Барятинскому, полковник сообщил, «что он тихим образом отходит от общества, что это ребячество, которое может нас погубить, и что пусть они себе делают, что хотят».
В ноябре 1825 года, судя по мемуарам Лорера, Пестель заговорил о необходимости «принесть государю свою повинную голову с тем намерением, чтоб он внял настоятельной необходимости разрушить общество, предупредив его развитие дарованием России тех уложений и прав, каких мы добиваемся».
Сам Пестель показывал на следствии: «В течение 1825 года стал сей (революционный. – О.К.) образ мыслей во мне уже ослабевать, и я предметы начал видеть несколько иначе, но поздно уже было совершить благополучно обратный путь. “Русская Правда” не писалась уже так ловко, как прежде. От меня часто требовали ею поспешить, и я за нее принимался, но работа уже не шла, и я ничего не написал в течение целого года, а только прежде написанное кое-где переправлял. Я начинал сильно опасаться междуусобий и внутренних раздоров, и сей предмет сильно меня к нашей цели охладевал»
[166].
Даже с учетом того, что и Пестель, и Юшневский наверняка преувеличивали на допросах степень своих колебаний и сомнений, можно сделать однозначный вывод: в конце 1825 года оба лидера явно устали. Необходимость, с одной стороны, многолетней конспирации, а с другой – постоянного участия в штабных интригах и коррупции не могла не оказать влияния даже и на такие сильные натуры.
Глава III. «Составляют, так сказать, одного человека»
Ситуация, сложившаяся в Южном обществе в последние месяцы его существования, неоднократно описывалась историками. Исследователи отмечали, что лидирующее положение Пестеля в Южном обществе оспорил Сергей Муравьев-Апостол, руководитель Васильковской управы. И это вызвало «кризис» в руководстве тайной организацией.
Так, М. В. Нечкина утверждала, что споры в среде южных заговорщиков были вызваны расхождениями программного характера и что в лице Сергея Муравьева конституционно-монархическое Северное общество имело собственного «агента» «на беспокойном Юге». Развивая идеи Нечкиной, С. М. Файерштейн писал о том, что в результате сепаратных действий Васильковской управы Южное общество превратилось «в филиал умеренной в своих притязаниях Северной думы».
Согласиться с подобными утверждениями сложно: у историков нет данных об «агентурной» работе Муравьева-Апостола в пользу Севера, о том, что «Русской Правде» Пестеля он предпочитал «умеренную» «Конституцию» Никиты Муравьева. Однако невозможно принять и точку зрения И. В. Пороха, считавшего, что «кризиса» в Южном обществе вообще не было, и что факты говорят о «согласованности действий главных руководителей тайной организации»
[167].
«Кризис» в Южном обществе, конечно, был. Но возник он отнюдь не из-за идеологических разногласий заговорщиков.
* * *
О Сергее Муравьеве-Апостоле, возглавившем в конце 1825 года восстание Черниговского полка, никто и никогда не говорил плохо. Исключая правительственную переписку о восстании Черниговского полка, где Муравьева официально именуют «злодеем», «гнусным мятежником» и «главарем злоумышленной шайки», ни одно из документальных свидетельств того времени не ставит под сомнение личную честь вождя южного восстания, его мужество и бескорыстие.
Аристократ, сын сенатора и потомок гетмана Украины, Сергей Муравьев, вместе со старшим братом Матвеем учился, как известно, в Париже, в частном закрытом пансионе. Романтический ореол окружает его с самых первых лет жизни. Современник вспоминает: император Франции посетил однажды этот пансион и, «войдя в тот же класс, где сидел Муравьев, спросил: кто этот мальчик? И когда ему отвечали, что он русский, то Наполеон сказал: “Я побился бы об заклад, что это мой сын, потому что он так похож на меня”»
[168]. Вернувшись из Парижа в Петербург, он – в 13-летнем возрасте – поступил на военную службу, стал учиться в Институте Корпуса инженеров путей сообщения.
До 13 лет Сергей Муравьев не знал русского языка, а в 15 уже воевал против своих вчерашних учителей. Закончив войну 17-летним штабс-капитаном, он имел три боевых ордена и наградную золотую шпагу. Восстание Черниговского полка – логическое завершение его жизненного пути, и с этим соглашалось большинство писавших о Муравьеве историков. В 1816 году он стал одним из основателей Союза спасения. И согласно устоявшемуся в исторической науке мнению все прожитые им потом 10 лет жизни (исключая лишь полугодовой период следствия и суда) он готовил себя к гражданскому подвигу во имя России.
Практически в каждом из следственных дел петербургских заговорщиков можно найти упоминание о Муравьеве. Мало кто из вступивших в тайное общество в последние пять лет его существования знал подполковника лично, но слышали о нем и за глаза уважали его почти все. И не случайно ни разу в жизни не видевший Муравьева-Апостола Рылеев именно с ним пытался связаться накануне 14 декабря, а после неудачи хотел сообщить ему, «что нам изменили Трубецкой и Якубович»
[169].
Отзывы современников о Сергее Муравьеве-Апостоле положительны независимо от того, как тот или иной современник относился к декабристам.
«Одаренный необыкновенным умом… он был в своих мыслях дерзок и самонадеян до сумасшествия, но вместе скрытен и необыкновенно тверд», – так характеризовал Сергея Муравьева сам император Николай I
[170]. В показаниях же арестованных заговорщиков можно встретить, например, такие слова: «Я с Муравьевым знаком действительно, уважая его добродетель. Он не был бесчестен, он не помрачил своего достоинства ни трусостью, ни подлостью; просвещен, любим всеми. За благородные его качества я почитал его и старался с ним быть знакомым. И если теперь посему и страдаю, сие страдание мне отрадно, ибо страдаю с другом человечества, который для общего блага не щадил не только своего имущества, но даже жизни»
[171].
Знаменитый отзыв о васильковском руководителе принадлежит Льву Толстому, назвавшему декабриста «одним из лучших людей того, да и всякого времени»
[172]. Г. И. Чулков утверждал: Муравьев был «Орфеем среди декабристов. Вся его жизнь была похожа на песню»
[173].
