– Да поможет тебе бог, добрый наш полковник, избавитель наш».
Руководитель восстания «тронут был до слез, благодарил крестьян, говорил им, что он радостно умрет за малейшее для них облегчение» – но призывать их себе в союзники не стал.
По свидетельству Руликовского, «офицеры… до самого последнего момента отличались безукоризненным поведением и сохранили не запятнанной даже каким-либо пустяком свою воинскую честь». Однако с потерей управляемости полком им все же пришлось смириться. Муравьев-Апостол и его офицеры попали в полную и безусловную зависимость от нижних чинов.
«Проходя Ковалевкой, солдаты припомнили, что благодаря местному еврею-арендатору они были наказаны, так как причинили ему какую-то обиду. Поэтому, остановившись на короткое время, они сильно побили арендатора за то, что он на них когда-то пожаловался. Хотя это стало известно Муравьеву, он должен был им потакать, чтобы не утратить привязанность солдат, и двинулся дальше, как будто ничего не знал», – вспоминал владелец Мотовиловки
[456].
* * *
2 января Муравьев с трудом вывел своих солдат из разграбленной Мотовиловки, многие из них были пьяны и едва держались на ногах. В полку началось массовое дезертирство. Из офицеров остались те, кто начинал восстание и кому, собственно, все равно нечего было терять. Кроме того, до конца за васильковским руководителем пошли его братья Матвей и Ипполит, Бестужев-Рюмин и подпоручик Черниговского полка Андрей Быстрицкий.
Движение к Киеву уже не имело смысла. «Не имея никаких известий о Мозалевском и заключив из сего, что он взят или в Киеве, куда, следственно, мне идти не надобно, или в Брусилове, где, стало быть, уже предварены о моем движении, я решился двинуться на Белую Церковь, где предполагал, что меня не ожидают, и где надеялся не встретить артиллерии», – показывал Муравьев-Апостол на следствии.
Квартировавший в Белой Церкви 17-й егерский полк был последней надеждой Муравьева. Однако даже если бы случилось чудо, и полк этот принял участие в восстании, двумя полками все равно невозможно было бы противостоять собранной для подавления мятежа военной силе. После провала миссии Мозалевского ни на какой успех заговорщикам рассчитывать не приходилось.
Ночь со 2 на 3 января полк провел в селении Пологи, в 15 верстах от Белой Церкви. Посланный в город осведомитель сообщил, что 17-й егерский полк оттуда выведен, а занявшие его правительственные войска усилены артиллерией. Сообщение это делало положение черниговцев безнадежным. «Не имев уже никакой цели идти в Белую Церковь, – показывал Сергей Муравьев, – я решился поворотить на Трилесы и стараться приблизиться к “славянам”»
[457]. Через Трилесы шла дорога на Житомир. Однако до Житомира мятежникам тоже дойти не удалось.
Очевидно, за несколько часов до разгрома не только офицеры, но и солдаты в полной мере осознали, что восстание проиграно. Руликовский утверждал: «Когда сельский люд из двух зажиточных сел выходил из церкви после воскресного богослужения, мужчины, одетые по украинскому обычаю в новые кожухи (тулупы) и свиты (полушубки)… солдаты бросились к ним и начали менять свои мундиры и кивера на крестьянские кожухи и шапки»
[458].
Офицеры же – те, кто остался с полком, – перед разгромом занимались уничтожением документов. Горбачевский сообщает, что незадолго до столкновения с правительственными войсками «С. Муравьев вместе с офицерами пересматривал бумаги, взятые у него Гебелем в Василькове и опять отнятые в Трилесах. Как бы предчувствуя ожидавшее его поражение, он сжег все письма, полученные от членов тайных обществ, и некоторые из бумаг, относящиеся к сим делам»
[459].
3 января 1826 года мятежники были разгромлены. Общая схема движения муравьевских рот напоминает перевернутую на бок цифру 8: восстание захлебнулось в том же самом месте, где и началось, около деревни Трилесы.
Много лет спустя Иван Горбачевский попытался проанализировать действия Сергея Муравьева-Апостола как военного руководителя восстания. И действия эти мемуарист оценивал скептически: «Спрашивается, что заставляло его после столь смелого начала ограничиться движениями около Василькова, делать небольшие переходы и дневать в Мотовиловке, между тем как солдаты, так и офицеры только того и желали, чтобы действовать наступательно… Если бы движения Черниговского полка были быстры, внезапны, то, кроме существенной выгоды, сии движения укрепляли бы дух подчиненных и поддерживали их надеждою успеха».
Медлительность Муравьева Горбачевский склонен был объяснять несбывшимися надеждами на присоединение других воинских частей – тех, в которых служили члены тайных обществ: «Высокие чувства и благородная душа С. Муравьева не позволяли ему сомневаться в обещании других членов… Он верил всем, не воображая, что в этом случае люди, известные своею храбростью и честностью, сыграют роль трусов и обманщиков. Обещания их набросили на его шею веревочную петлю, за уверенность в их мужестве и правдивости он заплатил жизнью».
Однако представляется, что Горбачевский не был точен в своих выводах. Гораздо грамотнее – с военной точки зрения – причины поражения восставших описал военный историк Михайловский-Данилевский: «Он (Муравьев-Апостол. – О.К.) не мог повелевать своими движениями, ибо власть, не основанная на законах, не дает продолжительной и постоянной силы над людьми, а потому, вместо того, чтобы с быстротою действовать… он вынужден был уступить настояниям солдат и сделать дневку, отчего войска, отряженные для уничтожения его, успели его догнать и окружить»
[460].
* * *
Командир 3-го пехотного корпуса генерал Рот вывел против мятежников бо́льшую часть своих войск, разделенных на несколько крупных отрядов. 3 января полк натолкнулся на один из таких отрядов, им командовал генерал-майор Федор Гейсмар. Отряд состоял из трех эскадронов гусар и одной конно-артиллерийской роты.
И если на Сенатской площади с мятежниками вели переговоры о мирной сдаче оружия, то в данном случае действовало предписание начальника штаба 1-й армии генерала Толя: «Сила оружия должна быть употреблена без всяких переговоров: происшествие 14-го числа в Петербурге… лучшим служит для нас примером»
[461]. «Южный бунт» был подавлен жестко.
Сергей Муравьев-Апостол расскажет на следствии: «Между деревнями Устимовкою и Королевкою был встречен отрядом генерала Гейсмара, я привел роты, мною водимые, в порядок, приказал солдатам не стрелять, а идти прямо на пушки, и двинулся вперед со всеми остававшимися офицерами. Солдаты следовали нашему движению»
[462].
