Схожую позицию заняла и Англия. 6 октября в беседе с советским полпредом И.М. Майским военно-морской министр У. Черчилль заявил, что «Англия не имеет оснований возражать против действий СССР в Прибалтике. Конечно, кое-кто из сентиментальных либералов и лейбористов может пускать слезы по поводу «русского протектората» над Эстонией или Латвией, но к этому нельзя относиться серьезно». Английский министр прекрасно понимал, что «СССР должен быть хозяином на восточном берегу Балтийского моря, и он очень рад, что балтийские страны включаются в нашу, а не в германскую государственную систему. Это исторически нормально и вместе с тем сокращает возможный «лебенсраум» для Гитлера. Здесь опять-таки интересы Англии и СССР не сталкиваются, а скорее совпадают»
[295]. 8 октября английский посол в Москве доложил в Лондон, что благодаря договорам с Эстонией и Латвией Советский Союз, несомненно, получает «важные стратегические выгоды в виде незамерзающих портов, которые будут служить передовыми постами для защиты Кронштадта и Ленинграда». Столь же очевидно, что все эти предосторожности направлены против Германии
[296]. 10 октября в беседе с латвийским посланником в Лондоне министр иностранных дел Англии констатировал, что в создавшихся условиях Латвия поступила разумно, подписав договор с СССР
[297].
12 октября начальники штабов английских вооруженных сил в своей оценке обстановки указали, что этими договорами «Советы установили эффективный контроль над морским побережьем от Литвы до Ленинграда, в частности заняв господствующие позиции у входа в Рижский залив. Стратегические позиции СССР в Балтике, таким образом, очень серьезно упрочены»
[298]. 16 октября в беседе с советским полпредом в Лондоне английский министр иностранных дел признал, что «наши пакты с Эстонией, Латвией и Литвой стабилизировали отношения и явились вкладом в дело укрепления мира в Восточной Европе»
[299]. Выступая 21 октября по радио, английский военный министр А. Хор-Белиша заявил, что «Германия всегда требовала себе свободные руки на Востоке, что означало для нее контроль над прибалтийскими странами, на Украине и в Румынии, куда она легко могла бы вторгнуться через Польшу; теперь Россия уничтожила все эти германские планы и намерения»
[300]. Конечно, английское руководство было недовольно тем, что произошло укрепление советских позиций в Прибалтике, однако на заседании военного кабинета 27 октября констатировалось, что «с чисто стратегической точки зрения усиление военной мощи СССР на Балтийском море получением новых портов и т. д. выгодно для Великобритании, так как Германия неизбежно будет вынуждена принимать на Балтике более крупные меры предосторожности по линии военно-морских сил, тем самым ослабляя свои ресурсы западнее Кильского канала»
[301].
25 ноября литовский посланник в СССР доложил в Каунас о беседах с английским и французским послами в Москве, которые отметили, что «им непонятно одно, почему эстонцы и латыши так упирались из-за гарантий, предлагаемых им в свое время, которые не простирались дальше, чем будут простираться сейчас». Западные дипломаты были уверены, что «Советы, демонстрируя свое миролюбие, ни в коем случае не прибегнут к агрессии против стран Балтии, пока будет идти война. Они захотят сохранить незапятнанной свою “репутацию” и удовлетворятся тем, чем сейчас располагают в странах Балтии»
[302].
По мнению начальника канцелярии министерства иностранных дел Италии Ф. Анфузо, высказанному им 1 октября в письме послу в Москве А. Россо, действия СССР в Прибалтике «не могут в строгом смысле расцениваться как истинные проявления настоящей экспансионистской политики, так как это по существу восстановление ранее существовавшего российского единства. Следует также признать, что требования о морских базах в Латвии, Эстонии и Финляндии частично оправданы реальными требованиями военной безопасности и географическими соображениями»
[303].
3 октября посланник США в Эстонии и Латвии Дж. Уайли сообщил в Вашингтон содержание советско-эстонского пакта и отметил, что «несмотря на далеко идущие уступки, к которым грубо принудили Эстонию, она все-таки ощутила реальное облегчение», поскольку «получила неопределенный срок для передышки». При этом американский дипломат отмечал, что договор направлен «в первую очередь против Германии. […] Отказ от Версальского договора вместе с германской кампанией по созданию нового порядка в Восточной Европе оказался настолько удачным предлогом для восстановления русских позиций, что Советский Союз может в ближайшем будущем успешно бросить вызов Германии по поводу Восточной Прибалтики. Обращаю внимание государственного департамента и на то, что порт Палдиски, а также острова Сааремаа и Хийумаа стратегически доминируют в Рижском и Финском заливах, а также угрожают Ботническому»
[304].
17 октября американский дипломат сообщал в Вашингтон, что «в Прибалтике советская политика также может рассматриваться как позитивная. Позиция Германии в Балтийских странах создавалась в течение более семи веков. А сейчас в один миг она была утрачена. В Восточной Прибалтике Советский Союз будет главенствовать над Рижским, Финским, а, возможно, и Ботническим заливами. Оборонительного назначения военно-воздушные базы, созданные по всей Прибалтике вплоть до Мемельской области, дают возможность совершать “оборонительные” налеты на Берлин. Ясно, что Советский Союз ловко пытается занять такую позицию по отношению к Германии, используя которую он сможет либо оказывать помощь, либо создавать трудности в зависимости от того, что диктует ему понимание собственных интересов». По его мнению, «советская оборонительная тактика» нацелена на то, чтобы «не дать рейху воспользоваться плодами возможной победы в Восточной и Юго-Восточной Европе». Американский дипломат констатировал, что стратегические позиции СССР в этом регионе на случай войны серьезно упрочились
[305]. 1 ноября Уайли докладывал в Госдепартамент США, что советские представители последовательно придерживаются установки на невмешательство во внутренние дела прибалтийских государств, воздерживаются от какой-либо поддержки в них левых организаций, в связи с чем правительства этих стран испытывают чувство облегчения. «Сталин, кажется, сконцентрировал все внимание на создании своих военно-морских и военно-воздушных баз и береговой обороны, и, конечно же, всякие политические действия на этой территории могли бы скорее затормозить, чем содействовать достижению поставленных им непосредственных целей. Я должен сказать, будучи полностью еще недавно убежденным в том, что Кремль населен только человекообразными существами, а Наркоминдел – их последышами, что поражен и восхищен великолепным маневрированием, которое проделала на моих глазах советская дипломатия»
[306].
