Я помню, как в семнадцатом году
Пришлось мне часто ездить мимо дома,
Где человек с бородкой, незнакомый,
Сулил довольство, обличал беду.
Истории я не расслышал грома…
Гром грянул
Но гром грянул, в России началась Гражданская война. Вскоре юный князь оказывается в Белой армии. «Наш небольшой отряд направили в только что взятую станицу Константиновскую, – вспоминает он. – Мы маршировали по станице и пели:
Смело мы в бой пойдем за Русь Святую,
И как один прольем, кровь молодую.
Потом, как известно, большевики переделали эту песню в свою:
Смело мы в бой пойдем за власть Советов…и т д.
Вскоре начались бои, и вчерашний лицеист вдосталь насмотрелся крови и нечеловеческой жестокости. «Контуженного душевно и физически, меня эвакуировали в Ростов и положили в клинику, поили бромом… Было ясно, что я своевольно сунулся туда, куда Богом не направлялась моя жизнь».
Стихи, посвященные России
В госпитале Шаховскому исполнилось 16 лет. В эмиграции сначала в Париже, потом в Бельгии князь устраивается неплохо, поступает в университет, живет со всеми удобствами в брюссельской квартире своей матери, редактирует журнал «Благонамеренный», пишет стихи. Известность получило одно из первых его стихотворений, посвященное России:
Хотя прекрасны дни былые,
А ныне чужд родимый край,
Но ты молчи, моя Россия,
И голосов не подавай.
Пройдут года, ты скажешь слово,
Тобой зажженное в ночи,
Но на закате дня людского
Ты, униженная, молчи.
Молчи и верь словам поэта:
Быстроизменчивы года.
Бывают ночи без просвета,
Но без надежды никогда.
Его стихотворные сборники выходят один за другим. В журнале Шаховского сотрудничают лучшие авторы русского зарубежья: Бунин, Цветаева, Ремизов, Ходасевич. С Буниным и Зайцевым он знакомится лично, Цветаева посвящает ему стихотворение, которое он так и не решился напечатать в своем журнале. И вдруг с молодым поэтом и редактором происходит нечто странное.
Нечто странное
Вот как он сам описывает это загадочное событие в своем дневнике:
«Я сидел в редакции «Благонамеренного», занимаясь просмотром рукописей за письменным столом. Это была брюссельская квартира моей матери. Был я здоров, молод и совершенно ни о чем в те минуты не думал, кроме литературных задач, они занимали все мое внимание. И – вдруг – все исчезло. И я увидел перед собой огромнейшую Книгу, окованную драгоценным металлом и камнями, стоящую на некой, словно древней колеснице. И на этой Книге была яркая ясная надпись русскими буквами: «Книга книг соблазна». И в это мгновение молодой князь понял всю суету того, чего он занимался, все различие между относительным и абсолютным, преходящим и незыблемым. Он понял это видение, как указание свыше. Он бросает все, уезжает на Святую гору Афон в Греции и там, в русском монастыре Святого Пантелеймона, постригается в монахи, приняв имя отца Иоанна.
На Афоне
«На Афоне, – вспоминает он, – меня поразило погребение монахов. В миру погребение имеет вид искренней, глубокой печали, даже отчаяния. На Афоне монашеские погребения лишены всего этого. В них нет никакой печали, это – пасхальное торжество. Быстро идет служба погребения, и лица у монахов вдохновенные – усопший брат вошел в то, ради чего пришел на Афон. Кончина верующего человека – есть истинное начало. Психология и реальность тут иные, чем те, к которым мы привыкли в мире». Вернувшись с Афона, отец Иоанн окончил Духовную академию в Париже. А пастырство его началось в Югославии, в Белой церкви, где тогда было много эмигрантов из России. Потом его посылают в Берлин настоятелем Свято-Владимирского храма.
В то время в большой русской колонии сильно увлекались оккультными науками. Отец Иоанн начинает читать лекции, объясняя несовместимость этих учений с христианством. Яркие и глубокие, они привлекают толпы слушателей. Он начинает читать лекции в Прибалтике, в других местах. Имя отца Иоанна становится известным в Европе. Но над ней уже сгущаются грозные тучи новой войны.
Нести ободрение людям
В годы страданий и лишений он продолжает нести людям ободрение, помощь другим и славословие Господа.
Сегодня ночью плакали сирены
О бедной человеческой судьбе.
А мы вернулись, Господи, к тебе
Из долго мучительного плена.
Но фашизм разгромлен, к Берлину приближается Советская армия. Эмигранты уже знают, какая судьба их ждет в застенках НКВД. Чудом отцу Иоанну удается выбраться из пылающего Берлина. Он скрывается в Баварии, а потом с первым эшелоном уезжает в Париж. Но и там он пробыл недолго. Его друг Игорь Сикорский, знаменитый создатель вертолета, присылает ему вызов в Америку, где его назначают архиепископом Сан-Францисским. И вот только тогда его голос слышат, наконец, на родине. Сорок лет он ведет по радио «Голос Америки» «Беседы с русским народом». Нет, он, конечно, не призывает народ свергать советскую власть, не расхваливает «западную демократию». Архиепископ Сан-Францисский говорит о Боге, о душе, об освобождении человека от сатанинского плена безбожия и материализма. Как сказал один из его биографов: «Он зовет людей чаще поднимать свой взор к небу».
Взор, обращенный к небу
В своих беседах по радио он давал слушателям один важный для каждого совет: «Иногда у человека мелькает мысль: «Не дано мне» (то духовное, что дано другим). Или: «Если бы и мне Господь дал то же!». Захоти, загорись – и получишь много больше. Ты тлеешь, не горишь, оттого и не получаешь».
Некоторые его мысли весьма поучительны и сегодня. «Собственности у человека меньше, чем он думает. Лишь в мыслях своих миллионер обладает своими миллионами. На самом же деле они обладают миллионером, который в большинстве случаев бывает ими связан, принужден к определенному образу жизни, прикреплен к определенному кругу людей, вынужден иметь вокруг себя искательство, ложь, лесть, зависть, подобострастие, неискренность, покушения на свою жизнь – физическую и душевную. Разве это не рабство, не каторга, увеличивающаяся по мере увеличения состояния? Велико ли то, что можно купить за деньги? Находится в числе покупок мир души – высшее счастье?» «Жизнь всякого человека, – говорил он, – всегда слишком лична, но она всегда что-то может сказать другим. Ее тайна – единство и неповторимость личности человека. От младых ногтей несет человек в себе эту неповторимость как образ высшего мира. Удаленность от Света ввергает нас в стандартность и безличность, а хотя бы малое приближение к Свету открывает в каждом неповторимые, нужные всем черты жизни. Из этих черт составляется Царство Божие в человеке. Мы его носим в себе, и всякому оно открывается в лучшие минуты. Но царство это никого не принуждает к своей любви. Оно, как молитва, к которой нельзя принудить человека».
Репин и большевики
Илья Репин стал знаменитым еще при царе, что не помешало объявить его в советские времена корифеем реалистической живописи. Однако, в СССР некоторые подробности его биографии были неизвестны, т. к. он оказался за границей, отказался от всех приглашений вернуться и умер на тогдашней территории Финляндии.
