Когда я решил снова сделать музыкальную паузу, взяв в руки подаренный Высоцким «Gibson», то и спеть захотелось что-то из репертуара дарителя. А что, если почти все песни уже им написаны? Хотя, вот, например, «Белый вальс» точно ещё не сочинён. Я когда-то умудрился выучить все девять куплетов и по ходу дела посмотрел в Мнете информацию о песне. Она была написана в 1978 году, но так и не вошла в фильм «Точка отсчёта». Людям понравилось, после чего я спел «Кошку, которая гуляет сама по себе», опять из репертуара Макаревича.
Почти полуторачасовой творческий вечер я завершил очередным песенным блоком. Прозвучала «Последняя осень» Шевчука, затем, невзирая на возможные последствия, я отважился исполнить «Поплачь о нём» Шахрина, заменив буквально на ходу строчку «Фидель Михаилу машет рукой» на «Фидель Леониду машет рукой». Всё же как-никак до Горбачёва дело ещё не дошло. После чего, набравшись ещё большей наглости, исполнил вещь собственного сочинения. Когда-то в будущем я, освоив навыки игры на гитаре, с энтузиазмом принялся что-то сочинять, и этот процесс затянулся на несколько лет. И вот сейчас решился представить на суд публики одну из тех редких песен, которые мне нравились самому. Похлопали, уже неплохо. Закончить предпочёл композицией «Вальс-бостон», которую Розенбаум напишет лет эдак через десять. Правда, теперь уже это я сделал за него.
Чёрт возьми, весь цех мне аплодировал стоя! Даже Козырев, поддавшись общему порыву, принялся хлопать со всё ещё несколько недоумённым выражением лица. Похоже, тексты некоторых песен вогнали его в лёгкий ступор. И только с физиономии парторга не сходило хмурое выражение. Я его в чём-то понимал, вряд ли он ожидал, что автор попсовых хитов выдаст такое. Не удивлюсь, если сегодня же в соответствующие органы поступит сигнал. Хотя в последнее время я отчего-то ощущал себя немного суперменом, имея за спиной Ивашутина, а также завязавшиеся рабочие и, надеюсь, дружеские отношения с Цвигуном, который мне откровенно импонировал.
– Спасибо вам, и рассказывали увлекательно, и песни тронули за душу, – пожал мне руку немолодой работяга в синей спецовке. – Не ожидал, признаюсь, что будет так интересно. Завтра же в нашей заводской библиотеке спрошу ваши книги.
Да я и сам не ожидал такого эффекта от своего выступления. Образовалась даже небольшая очередь из желающих лично высказать мне респект, как говорили тинейджеры будущего. Хорошие всё же люди работают на наших заводах. Неплохо бы о них книгу написать, этакий производственный роман, или даже фильм снять, если выучусь на режиссёра. Только не тягомотину о трудовом подвиге каждый день и пятилетке в три года, а что-нибудь с лихо закрученным сюжетом, где главный герой – человек от сохи. Хотя это уже колхозник, а я о заводах снимать кино собрался. Ничего, и до колхозников доберёмся. А пока можно состряпать что-нибудь вроде «Москва слезам не верит», где тебе и любовь, и производство. Только пусть уж свою «Москву…» сам Меньшов и снимает, не уверен, что у меня получится так же здорово, недаром фильм получил «Оскар».
Смущённый замдиректора проводил меня к проходной и на прощание сунул без всяких бланков и росписей в конверте две четвертных купюры. Я хотел было благородно отказаться, но подумал, что всё ж таки честно заработанные. Поблагодарил и спрятал деньги в карман.
Направляясь к стоянке, невольно обратил внимание на парочку нежно воркующих молодых людей возле памятника Александру Сергеевичу. Всё бы ничего, только эти ребята были одного пола, то бишь мужского. Вспомнилось где-то вычитанное, что в советские времена столичные геи собирались именно на Пушкинской площади. Похоже, эта парочка была как раз из той оперы. Может, меня и обвинят в гомофобии, но со стороны происходящее смотрелось препротивно, они разве что не целовались прилюдно. В чём-то я был согласен с советским законодательством, считавшим гомосексуализм уголовно наказуемым деянием. Хотя, конечно, по мне, если уж так приспичит, то трахайтесь на здоровье, только делайте это так, чтобы тараканы в вашей квартире об этом не знали. Надеюсь, не доживу до того времени, когда в нашей стране разрешат проводить гей-парады, хотя вроде и в 2015-м любителей однополой любви, мечтавших провести в России хоть одно такое шествие, мягко посылали на три ими любимые буквы. Ладно, хорошо, хоть ко мне не пристают, не симпатичный, наверное.
Подъезжая к дому, подумал, что «Волга» молодцом, благодаря вовремя приводимым техосмотрам бегает как новенькая. А всё ж нет-нет, да и задумаешься насчёт иномарки. Материальный вопрос тут не стоял. Почти не стоял.
Ну а что, даже после покупки квартиры, когда наши счета на сберкнижках практически обнулились, и вложения в группу «Aurora» на настоящий момент семейный бюджет составляли порядка пятнадцати тысяч рублей. Вру, уже двадцать одну тысячу, совсем забыл, что вчера впарил Чарскому три песни по две тысячи за каждую. И плюс если продам «Волгу», с её-то наворотами за десятку уйдёт спокойно, если вообще не за пятнашку.
И тут же вспомнился работяга с завода «Москабель», благодаривший меня за выступление. А ведь большинство из заводчан и «москвича» за душой не имеют скорее всего, хотя пашут не покладая рук. А я тут такой весь из себя, заявился из будущего, передрал чужие песни и книги, влился в писательский и артистический бомонд, дачи в Переделкино и кооперативные квартиры в центре Москвы покупаю… И ещё ему, видите ли, годовалая «Волга» плоха стала. Зажрался, буржуй! Но что поделать, слаб человек, и я тоже не исключение, светящийся нимб над головой мне явно не угрожает.
Эх, в церковь, что ли, сходить, попросить отпущения грехов и пожертвовать на храм энную сумму? Нет уж, лучше я пожертвую сиротам в детские дома, чем этим пузатым батюшкам, многие из которых, кстати, также разъезжают на «Волгах», а кто-то и вовсе на иномарках. Неплохо получается жить у «посредников» между Богом и человеком. А в будущем церковь окончательно войдёт во вкус хорошей жизни. Так что уж лучше я и в самом деле на сирот обращу внимание. Завтра же поеду… нет, не в московский, а в какой-нибудь подмосковный детский дом или Дом ребёнка, узнаю, что нужно детям. Уж потратить на благое дело тысчонку-другую не проблема. Вон у того же Рязанова в его «Берегись автомобиля» Юрий Деточкин машины угонял, продавал, а вырученные за продажу деньги отправлял в детские дома. Угонять я вроде не собираюсь, а материально помочь – помогу. Зачтётся если и не на этом, то, надеюсь, на том свете.
Глава 25
Правда, с поездкой в детдом пришлось немного повременить. Потому что ни свет ни заря затрезвонил телефон. Выскочив из тёплой постели, в которой Валя лишь перевернулась на другой бок, я, шлёпая босыми ногами по паркетному полу, помчался к неумолкающему аппарату.
– Алло? – пробурчал я в трубку.
– Здравствуйте, мне нужен Губернский.
– У аппарата. А с кем я говорю?
– Ещё раз здравствуйте, Сергей Андреевич. Вас беспокоят из Министерства внешней торговли. Меня зовут Николай Алексеевич Петров. Необходимо, чтобы вы сегодня к десяти часам подъехали к нам, в высотку на Смоленской площади. В таких случаях положено извиниться и поинтересоваться, имеется ли у вас такая возможность. Но, поймите, дело государственной важности, и инициатива в привлечении вас исходит от наших зарубежных коллег. Они выдвинули это условие только вчера вечером, а нам нужно ускорить завершение переговоров. Ну как, Сергей Андреевич, мы можем на вас рассчитывать?
