Он подержался за сердце и опустил руку, успокаиваясь. Раненный в плечо боец криво улыбнулся сбоку, со своего места. Вот кому больно. Современная пуля рвет ткани, как сволочь. И каждый сантиметр раны потом болит месяцы, даже когда заживают мышцы и кожа. И это касательные, а сквозные – это вообще плохо. Еще хуже – осколки серьезных боеприпасов. Еще хуже шарики из «Клейморов» или многочисленных аналогов этой убойной мины. И еще хуже «стрелки», стреловидные поражающие элементы. Которыми снаряжаются что серьезные и дорогие боеприпасы, что дешевка вроде гранатометных выстрелов. Стрелки бывают и по два дюйма длиной, и по одному. Весят грамм или полграмма соответственно. Как и шарики, почти не оставляют живыми тех, кто попал в зону поражения. Выжившие в большинстве умирают от ран. На его руках, между прочим. Что объясняет повышенную злобность бывшего терапевта… Пуля – это еще ничего. Это проще.
Подошел еще один боец, сел рядом. С отразившимся на лице наслаждением втянул пахнущий сигаретным дымом воздух. Разведчик. Курить нельзя, строго запрещено. Но нюхать, когда другие курят, очень любит. Главное, помыться потом как следует, чтобы от одежды и волос не пахло. Студентом-младшекурсником Николай узнал, как здорово впитывается в тело и ткань запах формалина из моргов. Позже он понял, что никотиновый дым дает этому делу сто очков вперед. Опытный человек влет унюхивает сидящего в засаде курилку. Плюс дыхание, конечно, садится: бегать курящему трудно.
Он улыбнулся. Отвлечься получилось. Снова шаги: тяжелые, неторопливые. С хрустом и пыхтением человек сел рядом. Николай даже не повернул голову: знал, кто это.
– Ну ты, блин, даешь, Док. Ну ты дал…
Даже отвечать не хотелось, но севший тяжелый человек и не ждал ответа, ему самому хотелось что-то сказать, и поддакивания с переспрашиваниями были тут лишними.
– Это ты здорово на ее черножопости сыграл: как в игольное ушко попал! У всех них этот комплекс! 150 лет прошло, как рабство у них отменили, а у всех них, у африканских потомков, это осталось в мозгах. Что когда-нибудь доиграются они – и снова на плантацию… Верно это ты сыграл, точно! Ни одно слово не лишнее. Ты как ушел, она прямо как зомби стала. С минуту тупо просто пялилась в дверь. Мы даже перебивать не стали, боялись настрой спугнуть. А у нее как глаза сфокусировались снова, командир возьми и спроси. И не угадаешь, про что. Про Францию, ага! Тоже догадался. Тоже хитрый жук, вроде тебя, да. Мол, а что она думает про выход Франции из состава участников Миротворческой операции? Та и ответила, как зомби, не думая. Как сидела, так прям и ответила. Знаешь, как во сне человек когда начинает бормотать, так у него надо спросить что-нибудь нужное, и он ответит не думая, честно, как есть. Бабы этим пользуются… Ну так вот. Командир как спросил, она отвечает: «Франция – это дерьмо. Толку от них почти ноль. А что бросили союзников…»
Зам по тылу значительно помолчал. Тоже не дожидаясь какого-то его комментария.
– Мол, такое, что бросали, бывало и раньше. В Ираке. Тогда картошку по-французски переименовали в «картошку свободы». Теперь переименуют что-то еще.
Боец с другой стороны от Николая хмыкнул; сидящий напротив – заржал и предложил, что именно переименовывать. Они столкнулись глазами, и Николай кивнул ему: равнодушно, без чувства.
– Ну а потом уже чуть лучше стало. Уже как-то, как с человеком. Постепенно включилась, врать начала, ну да бог с ней. Половину пальцев, считай, сохранила себе.
Несколько человек одновременно ругнулись, причем один совсем уж грязно. Это было общей, коллективной мечтой: лично поучаствовать в допросе пленного летчика. В идеале именно американского. И мечтой несбыточной – где его, этого летчика, возьмешь… В лесах они аж трижды натыкались на останки сбитых машин, и все три раза это были наши, с красными звездами на фюзеляже и крыльях. Два вертолета: причем один транспортный «Ми-8», а второй хрен опознаешь, слишком уж его изломало. И один раз реактивный штурмовик «Су-25». Этого как нашли, Вика неделю серая ходила… Но его наверняка в самом начале уделали, многие месяцы назад. Насколько Николай понимал, «Грачи» больно уж коротконогие, радиус действия у них не такой, чтобы с Большой земли сюда добраться. Значит, сбит давно. Теперь они сквитались, по крайней мере, по вертолетам. Да, этого стоили любые потери.
Зам по тылу продолжал что-то трындеть: обменивался какими-то фразами с включившимися в разговор ребятами, продолжал нахваливать «хитрого дока» – Николай уже не особо вслушивался. Он снова думал про всю эту историю с Францией – особенно в свете ответа капитана, чернокожей военнопленной, судьба которой очень сильно зависит от того, с какой скоростью она будет скармливать им информацию. Если слишком медленно – риск. Если слишком быстро – тоже. Ладно, лиха беда начало…
Про журнал «Ле Пойнт» он никогда раньше не слышал. Знал про «Пари матч», про «Экспресс». Впрочем, что он там знал? Но журналисты в нем оказались… Да, ничего себе. Охренеть, мягко говоря. Властители дум. Рулевые демократического общества. Кто бы мог подумать?!
Итак. 30 июля 2013 года в Париже было совершено преступление, повергнувшее в ужас всю Францию, да и значительную часть мира. Как минимум – Европу. В самый вечерний час пик, к автобусной остановке в центре города быстрым шагом подошел высокий мужчина. Он оглядел людей, скопившихся в ожидании автобусов своих маршрутов, и, видимо, именно тогда принял определившее их судьбу решение. Опустил на землю тяжелую спортивную сумку, достал из нее пистолет-пулемет, оглянулся назад и отступил на свободную в этот момент проезжую часть. И, не потеряв больше ни секунды, открыл огонь по уже визжащим, уже разбегающимся, уже падающим на землю и закрывающим головы руками людям.
Автобусная остановка располагалась на бульваре Пуасоньер, рядом с музеем Гревен. Оружием был G36KE, экспортный вариант пистолета-пулемета G36K «Хеклер-Кох» германского производства. Ни оба названия, ни индекс ничего здесь никому не говорили. Другие детали были интереснее. Актуальнее для них, читающих и слушающих поспешный перевод. Террорист убил на месте девять человек; еще один умер от ран, и еще двенадцать получили ранения разной степени тяжести. Нейтрализовать террориста удалось быстро, только поэтому число жертв не оказалось втрое большим. Полицейские
[16] ближайшего патруля не потеряли ни секунды на выяснение обстановки: проскочив последние три десятка метров скозь идущий в них огонь, они пошли на таран. Продырявленная полицейская машина буквально снесла стрелка с его огневого рубежа, и только после этого оба уже раненых полицейских покинули машину и насели на него сверху. Террорист, таким образом, остался жив. И что шокировало и храбрых ребят из Национальной полиции, и многочисленных свидетелей – будто после произошедшего что-то могло быть еще более шокирующим, – это то, что он был глубоко возмущен тем, что насилие применяется к нему. К нему! «Вы что, сошли с ума?! – кричал мужчина. Переломанный, с вырванными из суставов пальцами рук, отбивающийся изо всех сил. – Да как вы смеете?! Я имею на это право! Я – имею! Отпустите меня! Я заплатил!»
