Муфлонский смотрел на нее с несколько странным выражением. Казалось, он был удивлен или растерян.
– Не хотите ли вы сказать, что это имя ничего вам не говорит?
И тут до Журавлевой дошло.
– Штабель? – неуверенно переспросила она.
– Тс-с! – Муфлонский прижал палец к губам и оглянулся на дверь. – Зачем же так громко? Здесь и стены имеют уши!
Наталья только потому не сразу поняла, о ком идет речь, что работала в «убойном» отделе, а господин Шустов, широко известный под кличкой Штабель, большей частью фигурировал по делам другого отдела, так называемого антикварного.
Он давно и прочно подмял под себя криминальный оборот произведений искусства и антикварных изделий в Северной столице. Если в Петербурге ограбили антиквара или коллекционера, если пропала ценная икона или музейная картина, если на черном рынке всплыла какая-то художественная редкость – можно было не сомневаться, что Штабель так или иначе причастен к этому событию.
Он был довольно молод, ему только-только исполнилось сорок, но среди криминальных авторитетов города он пользовался опасливым уважением.
Когда кто-нибудь спрашивал, откуда взялась кличка Штабель, друзья и недруги Шустова отвечали с примерно одинаковой интонацией:
– Он всех, с кем поссорится, в штабель складывает, а потом бензопилой…
И вот этого человека упомянул Муфлонский в связи с делом соседки Старыгина…
– Неужели сам Штабель приехал к вам просить за эту девушку? – недоверчиво поинтересовалась Наталья.
– Зачем – сам! Зачем – приехал! – отозвался Муфлонский с тяжелым вздохом. – Такие люди не ездят сами к Муфлонскому! Такие люди вызывают Муфлонского к себе, как будто Михаил Муфлонский – девушка по вызову!
Может быть, байка про штабель и бензопилу и была выдумкой, но только до какой-то степени.
Десять лет назад Сергей Шустов, отсидев свой первый срок за бандитизм и заручившись на зоне поддержкой старого криминального авторитета, приехал в Петербург.
Он стоял на площади перед Московским вокзалом и озирался по сторонам. Город показался ему слишком шумным и суетливым, возможно, по контрасту с тайгой, где он мотал срок.
Первым, на что упал его взгляд, оказался расположенный на площади антикварный салон. Сергей толкнул дверь, звякнув колокольчиком, и вошел внутрь.
И разинул рот от изумления.
Здесь было столько сверкающих, красивых, явно дорогих вещей!
«Вот где настоящие деньги! – подумал молодой бандит. – Вот чем надо заниматься!»
Вскоре он разобрался в сложном и опасном криминальном мире Петербурга, но первое впечатление осталось самым сильным. Он не изменил своего решения и всерьез занялся антиквариатом.
Кроме того, знающие люди просветили его, объяснили, что подпольная торговля антиквариатом и произведениями искусства – действительно очень выгодное занятие. На мировом криминальном рынке оно прочно занимает четвертое место, уступая торговле наркотиками, оружием и операциям по отмыванию денег. Подпольный оборот мирового антикварного рынка достигает пяти миллиардов долларов в год.
На российском рынке этот бизнес тоже уступает наркоторговле, но обходит торговлю оружием, не говоря уже об отмывании денег, которое в девяностые годы находилось еще в зачаточном состоянии.
Кроме того, сфера торговли наркотиками была уже давно поделена между сильными и многочисленными группировками, и молодому бандиту там не было места. Его просто разорвали бы на куски безжалостные конкуренты. На антикварном же рынке действовали в основном предприимчивые одиночки, которых оказалось очень легко прибрать к рукам.
Несколько показательных расправ – и одинокие предприниматели поняли, кто в городе хозяин, и смирились с появлением Штабеля.
Через пять лет после освобождения Сергея Шустова в Петербурге без его согласия не могла быть продана ни одна ворованная икона, ни одна средневековая реликвия, ни один поддельный Рембрандт. С каждой незаконной сделки Штабель получал свой процент. Тех же, кто осмеливался этот процент не заплатить, надеясь на свой ум или везение, через несколько дней находили в Обводном канале или на городской свалке, или вообще никогда не находили.
Очень скоро Штабель нашел человека, без которого трудно было заниматься его новым бизнесом.
Это был неудачливый антиквар, прекрасный эксперт в самых разных областях искусства и совершенно беспринципный человек Семен Борисович Эрлих. Он сделался правой рукой Штабеля, его придворным консультантом и советником по целому ряду вопросов.
Эрлих сам говорил о себе, что может сказать про любую картину, каким художником и в каком году она написана и у кого украдена. Кроме того, он едва ли не с первого взгляда мог отличить фальшивого Рембрандта, Гейнсборо или Айвазовского от подлинного. Ему для этого почти не требовались никакие современные технические средства.
Вот эти-то серьезные люди незадолго до описываемых событий захотели увидеть Мишеля Муфлонского.
Перед салоном «Модерн» остановилась черная машина с тонированными стеклами. Из нее вышли два мрачных типа в таких черных костюмах, что на ум сразу приходили похороны. Мрачные типы безмолвно вошли в салон и прямиком направились к двери с надписью «Только для персонала».
Охранник Артур сделал было движение им навстречу, ну тут же понял, что эти двое играют не в его лиге, и моментально стушевался.
Мрачные посетители, не задавая никаких вопросов, прямиком проследовали в кабинет, который избрал своей постоянной резиденцией Михаил Аркадьевич Муфлонский.
Мишель в это время разговаривал с приятным голубоглазым юношей. Поглаживая его по руке, Муфлонский рассказывал, как одинок в нашем жестоком мире по-настоящему творческий человек. Эти слова, кажется, находили глубокий отзвук в сердце юноши, поэтому, когда дверь распахнулась и на пороге появились «двое из ларца», Муфлонский очень рассердился.
Он привстал, изобразил на лице неудовольствие, переходящее в гнев, и воскликнул хорошо поставленным начальственным голосом:
– Кто пустил?
Однако мрачные посетители не обратили на его гнев ни малейшего внимания. Один моргнул на голубоглазого юношу, причем тот оказался очень понятливым и в ту же секунду раз и навсегда исчез из кабинета Муфлонского и из его жизни.
Второй же пришелец обошел стол Мишеля и проговорил голосом, не терпящим возражений:
– Тебя ждет Штабель.
Услышав страшное имя, Муфлонский последовательно побледнел, покраснел и снова побледнел. Он расслабил узел своего неизменного шейного платка, застегнул пиджак и поднялся.
– Я… сейчас… только наведу здесь порядок…
– Потом наведешь! – ответил грозный гость, подтолкнув Мишеля к двери.
От этого толчка Муфлонский долетел до двери своего кабинета в долю секунды.
