В означенный день с помощью ездового Андрея вытащил и установил на лужайке перед барским домом стол и два стула. На столе чернильница, под ней листок, сбоку перо. Постепенно начал собираться народ. Никита рассчитывал, что придёт человек двадцать – двадцать пять, а собралось почти всё население, кроме детей и стариков, даже женщины стояли во втором-третьем ряду.
Никита вышел, поклонился слегка. Надо людей уважить. Он не барин, не дворянин. По сути – один из них, только из другого времени. Как Никита и рассчитывал, вышла Анна Петровна. Селяне поясной поклон отбили. Сход начался. Никита не садился, обратился к крестьянам.
– Кто желает жить богаче? Предлагаю заняться ремеслом по душе. Огородами будут заниматься жёнки и старшие дети. А пойдёт у вас дело, от огородов и вовсе можно отказаться.
При этих словах в толпе ропот, Анна Петровна голову вскинула, возразить хотела, но сдержалась, слово давала. Невиданное дело – дедовские устои рушить, веками так было.
– Занимайтесь, чем хотите, что по закону позволено. Но десятину хозяйке, а десятину на церковь.
– Нет в имении церкви, – крикнули сразу несколько мужиков.
– Поставим, для того собирать деньги будем. Без веры святой нельзя. Вот вы сейчас на молитвы в Старицу ходите. А всё будет здесь.
Никита ногой притопнул для убедительности.
– Торговля – дело хитрое. А вдруг обманывать буду? – спросил мужичок в непонятного вида головном уборе. То ли колпак, то ли мятая шляпа, хоть их ещё не было.
– Поймаю, и снова свёклу пропалывать будешь.
Народ засмеялся, потом притих. Отдать десятину, да столько же на церковь – это по-божески. И рискнуть хочется, и страшно. Никита сомнения почувствовал.
– Получится не у всех. Кто-то богатеем станет, другие разорятся и в услужение, в помощники к богатею попадут. Если и там не удержатся, путь один – на грядки.
Вперёд выступил позавчерашний мужик.
– Рыбачить хочу. Поперва сеть нужна, лодка.
– Дам рубль серебром с отдачей до Рождества.
– Не получится, барин! В ноябре река льдом покроется, какая рыбалка?
– Тогда валенки катай, либо камень руби на берегах Волги.
– А будет ли сбыт?
– Богатые ноне везде дома каменные делают. Если одного размера да ровные делать, непременно возьмут.
Выступил вперёд мужик.
– С хутора я, Пафнутий. Бортничать желаю.
Бортничать – заниматься пчеловодством. Отдача долгая. Сначала борти сделать надо, вырубив сердцевину у обрубка бревна, низ и крышу соорудить, а главное – где пчелосемьи брать? И первый мёд, и то в небольшом количестве в июне, а то и в конце июля появится.
– Ну, хорошо, сделаешь борти, а пчёлы где? И первый мёд долго ждать. Всё время чем заниматься будешь?
– Ежели Анна Петровна дозволит, из липы игрушки да посуду делать зачну, на торг в Старицу носить на продажу.
Никита прикинул: из всех вложений – только позволить липу в лесу рубить.
– Барыня дозволяет. Подойди, я запишу.
Мужик подошёл.
– Так, Пафнутий из хутора. Борти и деревянные игрушки, посуда.
Записал Никита. Самому знать и другого желающего на это ремесло не поставить. Нечего конкурентов плодить.
В общем, записались ещё четверо, кроме хуторского. Рыбак Тимофей, которому прилюдно Никита рубль серебром вручил да на бумаге долг записал. Ещё один, Андрон, взялся тачать сапоги, выпросил пятьдесят копеек на покупку кожи. А двое удивили.
– Урожай капусты сняли, землица простаивает. Дозволь коноплёй засадить.
– Чего?
Никита подумал, что ослышался. Про наркоманов в этих временах не слышал он. Мужики, видя его удивление, дружно сказали.
– Из конопли пеньковые канаты и верёвки вьют. Для иноземных купцов и наших корабельщиков ходовой товар.
Никита решил не рисковать. Кто его знает, как пойдёт. Но вложения небольшие, и он позволил. Записал обоих – Михаила и Тихона.
– Деньги на семена нужны?
– Хотя бы пятьдесят копеек.
Дал, куда деваться, долг записал. Всё, желающие кончились. И вдруг баба вскакивает.
– Вдовица я, Матрёной звать. Тоже хочу промыслом заняться.
Мужики вокруг засмеялись.
– А что? Пироги, шанежки печь, расстегаи. Вон Тимоха рыбу ловить будет, поперва по бедности моей пару рыбёшек задарма давать будет. А потом платить стану. Тимоха, будешь давать?
– Буду.
Куда ему деваться, если соседи.
– Барин, на муку деньги дай, пятьдесят копеек. А с торга мешки кто-нибудь из соседей на лошади привезёт.
Никита записал, деньги выдал. Тут уже отступать нельзя.
Народ разошёлся. Два рубля личных денег ушло, а вернут или нет, большой вопрос. Выпивох среди тех, кто вызвался, не было.
Анна Петровна поднялась тяжело. Всё же сход сельский долго длился, уже обедать пора.
– Деньги свои платил?
– Так у тебя же не брал.
– Ох, не вернут. Мало сделать или рыбу вон поймать, продать надо. Рыба свежая недолго улежит. Соль нужна посолить, коптильню ставить.
– Насчёт коптильни мужики сами сообразят, соли купят, не дураки. Лишь бы руки не опустились при первых трудностях.
Тех, кто от сельских работ свободен был, Никита со следующего дня работой загрузил.
– Лес пилить будете, и не абы какой, строевой, для церкви. Выработку учитывать буду. У кого лошади, потом волокушами к дому барыни притянете.
И к Анне Петровне сам.
– Где церковь или часовню ставить будем?
– Церковь лучше, батюшка свой будет. А место сам выбирай, но помни – на высоком месте быть должна.
В имении работы закипели. Кто огородами не занят, лес валит, пилит деревья на брёвна по десять аршин, шкурит на месте. Другие камни на полях и неудобьях выискивают, на телегах и тачках свозят к указанному Никитой месту для фундамента. Место выбрал он удачно, на небольшом возвышении на берегу Нерли. До дома барыни рукой подать и дорогу, тракт Смоленский, видно. Отходы от брёвен Никита велел не жечь и не рубить попусту тонкие хлысты, где верхушки, вполне на строительство торговых лавок при дороге пойдут. Но это на следующий год, для тех, у кого дела хорошо пойдут. Всегда вперёд заглядывать надо. Никита не подозревал о наличии у себя организаторских способностей. А вот припёрло – и проявились.
В комнате вечером Никита деньги пересчитал в узелке. Четыре рубля и несколько копеек.
Барыня видела, что он свои деньги отдал, но после схода ему не вернула. Либо жадна, либо у неё их нет, а скорее всего решила – раз это его затея, пусть риски, в том числе финансовые, на себя берёт. Теперь только терпения надо набраться. Чувство тревожное, начал он, но исполнение от селян зависит, как и его положение при Анне Петровне. Получится удачно – он упрочится, другие селяне потянутся, а прогорит с треском – и он никто, прожектёр, с позором уйти придётся, иначе авторитета у селян и барыни не будет, пустобрёх.
