– Прости, – поднялась с кресла барыня. – Не хотела в душу лезть.
– И ты прости, что не ответил. Не могу пока открыться, причина есть.
Но любопытство женское сильно. Спросила, не удержалась:
– Шурин царский Борис тому причина?
Никита кивнул. Он думал о своём, барыня о своём, но Годунов действительно причиной был. Барыня сразу успокоилась. Стало быть, не прост Никита, положиться во всём на него можно, поскольку для человека благородного происхождения честь не пустой звук.
По холодам работы на огородах прекратились. Никита дал неделю селянам отдохнуть, свои дела в порядок привести, потом мужчин определил на возведение часовни. Морозец лёгкий, градусов пять– шесть. По ощущениям, конечно. Уличных градусников не было ещё. Часовня невелика, за три дня сруб поставили, потом плашки дубовые тесать стали, крышу перекрыть. Медная крыша была бы красивее и долговечнее, но стоила дорого.
Каждый день начинался с того, что Никита эликсир давал барыне. Через месяц сам стал замечать различия. В первую очередь разгладились морщинки у глаз, так называемые «гусиные лапки», потом у уголков рта, на лбу. Как-то незаметно пропала седина. Не много её было, отдельные волосики, не пряди. Но исчезли же. Затем голос меняться стал, звонкость, живость появилась, без возрастной низкозти звуков. Никита все изменения старательно записывал, даты ставил. Потому как относился к действию эликсира, как к эксперименту, причём редкому, необычному. Сначала наблюдение, потом какие-то выводы делать можно. Конечно, эксперимент неубедительный, потому как на одном испытуемом проводится. Для чистоты эксперимента он должен быть повторяем в десятках, а то и сотнях случаев. Плохо, что Никита не знает дозы. Одна капля – это много или мало? Вполне может статься, что доза мизерная. Но и переборщить страшно. Анна Петровна ничего плохого ему не сделала, и проводить над ней эксперименты – кощунство. Добрая, жалостливая, но при этом не ума палата и знания мизерные. Но это в сравнении с людьми его времени.
Вечерние посиделки с барыней незаметно вошли в традицию. После ужина сидели в комнате Никиты, и он рассказывал ей, что знал о чужих краях. Понятно – с поправкой на время, на XVI век. Хоть Анна Петровна в возрасте была, а впитывала знания как губка. Ей бы в молодости образование хорошее дать, но увы.
Изменения во внешности барыни стала замечать дворовая прислуга. Кухарка Авдотья сказала портомойке Василисе.
– Ты глянь, как похорошела барыня, как появился в доме мужик, так прямо расцвела, как будто лет пять сбросила.
– А чего не хорошеть? Никита все заботы по даче на себя взял. И на работе она не надорвётся, тяжелее ложки не поднимает ничего.
– Не влюбилась ли?
– В её-то годы?
В ноябре снега навалило, в конце месяца морозы ударили. В доме тепло, уютно, выходить не хочется. Селяне уж месяц как сменили подводы на сани. На тракте, что недалеко от дачи от Торжка и Старицы к Смоленску идёт – затишье. На реках лёд встал, обозы по рекам потянулись. Хоть и извивается река причудливо, а всё же ехать сподручнее. Ни спусков, ни подъёмов нет, лёд гладкий, лошадь сани легко тянет. А кроме того, по реке к любому населённому пункту добраться можно. Издавна повелось – все деревни, сёла и города на берегах рек строились.
Кто из селян поделками торговал, не на тракте торговлей промышляли ноне, а на берегу. По морозу согреться хочется. А тут, пожалуйста, тёплые пирожки, горячий сбитень, а желающему – вязаные либо заячьи шапки, валенки. А ещё – вёдра или бадейки с овсом, лошадь подкормить. Если животина сыта, то тянет лучше и не мёрзнет.
Барыня на санях-розвальнях в Старицу съездила, как Никите сказала – знакомых повидать. Но и дело сделать, Дворянское собрание посетить, где насущные проблемы обсуждались – виды на урожай, налоги.
Вернулась довольная, лицо с мороза румяное. Обедать не стала, сразу к Никите. Новости уездные ему пересказала да не удержалась, похвасталась.
– Знакомые, все как один, похвалы делают. Как похорошела, помолодела. Твоя заслуга, Никита! Прямо отбою не было, интересовались – как получилось, чем пользовалась. Едва сдержалась о зелье не рассказать.
Ну да, Никита и селяне каждый день барыню видят, изменения не так в глаза бросаются. А в Старице у знакомых Анна Петровна месяца три не была, изменения во внешности в глаза бросились.
Эликсир продолжили принимать. Уровень его в склянке почти не понизился. Что такое капля в день? Но Никита решил ингредиенты неспешно искать.
Испросил разрешение сани взять и ездового Андрея, поехал на торг. Обошёл все прилавки. Покупай, чего душе угодно. Шубы, тулупы, одежду мужскую и женскую, украшения, еду и оружие, предметы для хозяйства – дубовые и сосновые бочки, навесы для дверей, топоры и косы. Глаза разбегались от разнообразия товаров. Но время шло, световой день зимой короток, а нужного Никите товара не было, отчаяние брать стало. Рано или поздно эликсир в склянке закончится. Что тогда? Уже решил в Губино возвращаться, как в ряду, где торговали травами лечебными, на старика наткнулся. Сед, морщинист, сидит спокойно. Другие торгаши товар свой нахваливают, а дед молчит.
– Есть ли у тебя масло каменное? – поинтересовался Никита.
Дед из-под густых бровей глянул. Взгляд неожиданно острый, оценивающий. И глаза не стариковские – выцветшие, а карие, молодые.
– А знаешь ли, вьюнош, что это такое?
Никита давно не юноша, так его уж лет пятнадцать никто не называл. Но по сравнению со стариком разница в возрасте в самом деле велика, полвека, не меньше.
– Не знал бы – не спрашивал.
– Вот этот горшочек.
Дед ткнул пальцем.
– Дозволь товар твой проверить?
Дед хмыкнул.
– Смотри, да лучше не найдёшь.
Никита горлышко развязал, куском кожи перевязанное. Понюхал, кончик пальца в жидкость опустил, лизнул. Оно самое.
– За сколь отдашь?
– Рубль серебром. Товар редкий, для понимающего человека.
Товар в самом деле редкий, специфический. Никита торговаться не стал, деньги отдал. Дед, не торопясь, с достоинством, в кошель на поясе монету убрал.
– Что-то лицо мне твоё не знакомо. Не Старицкий?
– Проездом, – соврал Никита.
Старик хмыкнул недоверчиво. Никита решил поинтересоваться.
– А живица есть?
– Есть.
Старик голос понизил.
– Ты не волхвуешь ли?
Вопрос в лоб. Церковь и государство волхвов преследовали, считалось – язычество.
– Есть маленько, – не стал врать Никита.
Старик быстро по сторонам посмотрел, не слышат ли соседи?
– Приходи в воскресенье ко мне. Я живу за Введенской церковью, третий дом от угла по правую руку. Алексея спросишь.
