– Охота пуще неволи, барыня. Человека интересного встретил, заговорились.
– Ты про меня совсем забыл. А сказки на ночь?
Рассказы Никиты о других странах она сказками называла. Впрочем, название это было и в государевых бумагах, например ревизские сказки, по иному – сказания, отчёты. Никита о кушаниях разных народов поведал.
– Сам пробовал ли?
– А то! Слаще пареной репы еда бывает.
– Ох, испробовать бы.
Никита чуть не ляпнул, что из свеклы, что на огородах растёт, можно сахар делать, но промолчал. Народ вместо сахара мёдом пользовался. Никита технологию производства сахара не знал, но поэкспериментировать можно.
Неделя тянулась томительно долго. По землям имения особо не погуляешь, когда снег по пояс. Да в конце декабря завьюжило, мороз градусов пятнадцать-двадцать. Без тёплого тулупа, шапки и валенок озябнешь быстро. Селяне по домам сидели, и Никита вынужден был. От нечего делать подолгу общался с Анной Петровной. А она и рада, столько нового узнавала. Её обуревало желание съездить к подругам, поговорить, поделиться услышанным. И уж совсем тайное желание – покрасоваться помолодевшим лицом, постройневшей фигурой. С сожалением заметила, что платья велики стали, болтаются. Гардероб обновлять надо, а денег нет. Благодаря Никите налоги выплатила, продовольственные припасы сделала на зиму. Живи и радуйся, кабы не скука смертная. И опять Никита выручал. Такие сказки рассказывал, заслушаешься. Разве может простой человек столько знать? Ещё раз убеждалась – благородных кровей Никита. Уважение к управляющему с каждым днём росло. Утром в воскресенье надо было ехать в Старицу за мясом. Обычно покупали сразу несколько туш. Зимой торговля мясом на берегу реки была. Забитые и ободранные туши коров, свиней, овец стояли на своих ногах, замёрзшие как камень. Никита выбрал говяжью и свиную, с Андреем забросили на сани. Конюх в Губино поехал, а Никита в Старицу пошел. К дому подходил с волнением. Что узнает сегодня Никита, какие древние тайны? На стук, продолжительный и громкий, никто не открыл. А из соседнего двора вышел хозяин.
– Ты к кому?
– К старцу Алексею. Брюхо болит, сил нет. О прошлом годе старец живот поднимал, помогло.
– Не ходи сюда более.
– Что так?
Сосед подошёл, чтобы не перекрикиваться.
– Нешто не знаешь? Так схватили его третьего дня, в порубе он. Говорят, волхвовал.
– Не может быть! – удивился Никита.
– Да, внешность обманчива бывает. Такой добропорядочный дед, на торгу лечебным снадобьем торговал, и вдруг такое!
– Ай-ай-ай! – Никита в самом деле расстроен был.
– Ты не ходи сюда более. Мыслю – стражники сообщников искать будут.
– За совет спасибо! – Никита развернулся и побрёл в Губино.
Вот это поворот! Прямо невезуха! С Антипом в переплёт попал, сейчас судьба с волхвом свела, посчитал – везение. Да Никите-то что, а Алексею, то есть Трувору, каково? Хотя он не алхимик, невидимым становиться может, глядишь, исчезнет из узилища.
Однако новость прибавила печали. Неделю отсиживался на даче, переживал. За то, что продаст его катам Трувор, не беспокоился, крепок духом старец. Да и не знает волхв, где Никита живёт.
В следующее воскресенье Андрей-ездовой с барыней на торг отправились. Вернулась барыня возбуждённая и без покупок, сразу к Никите, новостью поделиться.
– Представляешь, Никита, в городе только и разговоров, что о вчерашнем!
– И что же случилось? Наместника икота от обжорства одолела?
– Не смейся. Суд был, судили волхва, приговорили к смерти.
Никита сразу посерьёзнел, уши навострил, весь внимание.
– На площадь его привели, виселицу поставили, петлю верёвочную на шею накинули. А он возьми и исчезни. Народ остолбенел. Палач и подручный искать стали – куда приговорённый делся?
– Нашли?
– Куда там! А народ уверовал – настоящий волхв был. В городе слухов и разговоров полно.
У Никиты от души отлегло, камень упал. Для барыни это событие всего лишь новость.
– Кушать хочу, кликну Авдотью. Замёрзла однако.
После обеда Анна Петровна ещё одной новостью поделилась.
– Ой, едва не забыла. Видела Прасковью Филипповну.
– Это кто же такая?
– Разве не сказала я? Из Льгово, деревня такая. Дача у них с мужем там. О! Зажиточно живут. Не виделись мы давно. Так она, как увидела меня, глаза от удивления вытаращила. Спрашивает – похорошела, помолодела от чего? Не призналась я, так она от зависти позеленела лицом.
– Что не сказала – правильно. Сама мне про волхва новость принесла. А вдруг и меня волхвом сочтут?
– Ой, да какой из тебя волхв? Ты же на моления ходишь, крест на тебе. А волхвы – они язычники!
– Верно.
Но вечером, после рассказов Анне Петровне, Никита стал составлять эликсир из ингредиентов, полученных у волхва. Делал неспешно, соблюдая все пропорции. Получилось в итоге изрядно, не склянка нужна, а четверть. Не рассчитал, ошибся. Четверти из тёмного стекла, с широким или узким горлом, на торге в продаже были. Никита с Андреем следующим днём туда направились. Сначала Никита мясо купил на льду реки, потом бутыль четвертную с притёртой пробкой. Подумавши, купил ещё склянку малую, ёмкостью как шкалик, по-современному – сто миллилитров. Выходить с торга стал, как увидел купца, продающего шёлк. Товар редкий, из далёкого Синда, по-современному – Китая. Купил кусок красного цвета, в подарок барыне. Она брюнетка, ей красное к лицу будет. И не пожалел потом. Анна Петровна, как подарок получила, сначала зарделась, помчалась к зеркалу, а потом в комнату Никиты благодарить пришла. Женщины во все времена одинаковы, любят внимание, подарки, обновки.
– Уж не помню, когда подарки получала. Как умер супруг, так в первый раз. Да и он не баловал, скромно жили, земли мало и крепостных.
– Будешь лучше жить, всё впереди!
– Да как впереди? Мне годков-то…
Барыня осеклась, не захотела называть. Извечная женская фишка.
– Ты же день ото дня молодеешь. Подруги уже завидуют. А руку на сердце положа, чувствуешь себя лучше, отражение в зеркале радует. Не так разве? Как можно сравнивать тебя сегодняшнюю с той, когда я впервые увидел?
– Разница есть, – кивнула барыня. – А вот вопрос меня мучает. Если зелье твоё пить, до каких лет помолодеешь?
– Сама-то как хотела?
– И! Три десятка в самый раз! А можно ли?
– Можно! Но не торопясь.
– Это почему?
– Селяне барыню узнавать перестанут, за дочь примут или родственницу. А хуже – в городе. В Дворянском собрании не признают и выгонят.
Такого поворота Анна Петровна не предполагала, задумалась.
