Добирались действительно долго. Лошадь – она не машина. Требует периодического отдыха. Траву пощипать, воды попить. До Торжка добрались в сумерки. На постоялый двор определились. Никиту тянуло навестить Антипа с супружницей. Если волхв не обманул, Антип жив, свободен и по-всякому до Торжка добраться должен. Только остался ли он здесь? Не стал рисковать. С утра на торг. Торжок город старинный и значительно больше Старицы. Торг велик, через город проходит основной торговый путь из Москвы через Тверь на Великий Новгород. А Новгород – окно в Европу, Скандинавию, хотя такого названия не было. Посмотрел Никита на людское море, подумал – за день не обойти. Сразу у входа остановил разносчика кваса. Они по всему торгу ходят, где чем торгуют, знают. За помощь полушку дал. Квасник и вывел его к рядам, где травами да разным зельем торгуют. Долго бродил по рядам Никита, но купил всё. Трудности оказались с каменным маслом. Живицу и масло репейника присмотрел быстро. Нагруженный склянками вернулся на постоялый двор. А времени уже далеко за полдень, судя по положению солнца.
Время на Руси определять могли, только считали своеобразно. Сумерки делились на дневные часы, от восхода солнца и до заката. И ночные, от заката до восхода. Дневные часы исчислялись с шести утра и первым часом считались они. Соответственно шесть часов дня были двенадцатью часами по современному счёту. Первые часы в Москве – башенные, появились в 1404 г., построенные афонским монахом. В 1436 году появились в Новгороде, в 1539 году – в Соловецком монастыре, сооружённые новгородским мастером Семёном. В 1585 году часы стояли на трёх башнях Кремля – Спасской, Троицкой и Тайницкой.
Тем не менее после обеда сытного выехали. Никита опасался встретить в Торжке Анастасию и Антипа, вдруг за ними пригляд? К вечеру только до Захожья успели добраться. А к себе в Губино на третий день пути. Поездка долгой вышла, почти седмица. За такое короткое время Анна Петровна ещё помолодела, похорошела. Похоже, в молодости красавицей была. Встретила Никиту радостно, как будто и не слуга, а старый друг. За столом новостями делилась. В имении скучно, приезд каждого гостя событие.
– Никита, похоже, желающих зелье принимать больше становится. Пока тебя не было, две купчихи приезжали. Не дворянки, конечно, не благородных кровей, но за деньгами не постоят.
Дворяне и купцы, как и ремесленники – разные сословия, если и общались иногда, то только по делу. Дворяне высоко себя ставили – белая кость и голубая кровь, родовитость. Да только, кроме родословной, у многих гордиться нечем было. Ввиду чванства, лености многие роды обеднели. Тогда как купцы вознеслись по причине энергичности, разворотливости. И хоромы себе строили краше и больше дворянских, и выезды – лошадей и возки – имели лучше. Однако ущемлены в правах и владениях были. Купец не имел права запрячь в возок больше тройки лошадей, а дворянин и четвёрку. А восемь – только государю позволено. И так во всём. Сословности чтили свято. Дочь купца не могла выйти замуж за сына дворянина. Пару искали родители в своём кругу.
В дальнейшем оказалось, что купчихи – золотая жила, хоть и платили серебром. Дворян в уезде два десятка с небольшим, а купцов десятки только в одной Старице.
Новости о чудодейственном зелье среди женщин расходились, как круги на воде от камня. Никита полагал, что привезённых запасов ему надолго хватит, уж месяца на четыре точно. А эликсир разошёлся за месяц, принеся огромные прибыли. Никита десятину честно Анне Петровне отдавал, хотя она смущалась.
– Что ты, Никита! Вон как имение поднял. А какими деньгами мою молодость оценить. Это я тебе платить должна.
Но Никита понимал – без её помощи и участия он бы не поднялся. Тем более положение дворянки и владелицы поместья обязывало. К тому же женщине деньги нужны, одеться подобающе званию, возок пора менять и лошадей пару, да одной масти, что шиком считалось. Чувствовал Никита, полезен и приятен барыне он, да и деньги не лишние. Подсказывал, что купить и где. Хозяйка только рада. То сиднем сидела на даче, а сейчас жизнь интересная пошла. То в Старицу на торг за обновками едет, где все с ней раскланиваются, чего раньше не было. То гости со всего уезда наезжают. Приятно чувствовать себя в центре внимания. А ещё то, чего раньше не случалось – мужчины стали к ней подкатывать. Для любой женщины лестно. А только попытки знакомства и заигрывания отвергала. К Никите приязнь имела, а он смотрит на неё только как на хозяйку. Как-то набралась смелости, спросила после ужина.
– Никита, прости за вопрос. Зазноба есть ли у тебя?
– Анна Петровна! Вы хоть раз видели, чтобы я письмо девице писал и отправлял с оказией? Или парсуну на столе ставил? Нет никого.
Парсуна – небольшой портрет, обычно его носили при себе или в поездках. Для Анны Петровны такой ответ как бальзам на сердце. Чем больше молодела барыня, тем привлекательнее становилась. Однако же Никита чувствовал некоторый барьер. Помнилось знакомство, когда она старой была. А помолодела изрядно, но это телом. Мозги-то прежние, с грузом прожитых лет, с опытом. Как будто конфета в красивой обёртке. Развернёшь, а вместо трюфеля дешёвая карамелька. Аналогия не прямая, но похожесть есть. Если бы не это, приударил.
Никита пошёл после отлучки на земли посмотреть. Вышел к льняному полю и застыл. Лён синим цветом зацвёл, под ветром колышется. Полное ощущение, что море перед ним, только рукотворное. Красота! А над цветками пчёлы жужжат, с пасеки Пафнутия-хуторянина. Застыл надолго. Что японцы с их сакурой? Цветущего льна они не видели! От созерцания красоты вывело деликатное покашливание.
Сзади селянин подошёл, Никита даже не услышал.
– Добрый урожай будет! Если отбелить да покрасить, выгодно продать можно.
– Молодец, Игнат. Лишь бы града не было.
Глава 6
Новое имение
Лето пролетело в заботах. Часовню освятили, постройкой которой деревенские гордились. Не в каждой деревне или имении Божьи дома есть. Отныне Губино не деревней, а селом называть пристало. Первый большой доход дала конопля. Скосили, трепали, нехитрым приспособлением начали верёвки вить, а руку набив, и канаты. Семена хорошие были, не обманул продавец. И конопля вымахала в рост человека. Верёвки и канаты получились прочные, поскольку не из гнилья сделаны.
Михаил и Тихон ушкуй наняли, весь кораблик своими изделиями забили – и в Новгород. И местные корабельщики часть товара забрали, и приезжие купцы из Европы. За седмицу распродались, весьма довольные в имение вернулись. Никите долги отдали, что ссужал. А ещё десятину барыне и десятину на часовню. Хоть и построена она, а священнику платить за службы и требы, дальнейшее обустройство. Получилась изрядная сумма. Анна Петровна, когда мешочек с монетами Никита ей вручил, растерялась.
– Неуж на моей земле такие деньжищи зарабатывать можно?
– Как видишь. Подожди, ещё осень наступит. Со льна доход получим.
Осенью с огорода овощи в амбар складывали. А как уборка льна подоспела, Игнат и Пафнутий селян на подённую работу наняли. Им помощь, а деревенским копейка в дом. Скосив, всей деревней трепали, потом в амбар сносили. А уж полотно ткать хоть зимой можно.
