– Идём не медля. А ты за избой пригляди.
Антип с женой в баню направились. Мылись долго. Потом очередь Никиты настала. Повертел он головой в мыльне. Мыло-то где? В бадейке мутный серый раствор обнаружил, ковшик рядом. Пальцы окунул – мылятся. Не так, как мыло, но всё же. Потом узнал – щёлоком называется. Дровяную золу водой заливают, через неделю своего рода жидкое мыло готово. Ничего в этом мире не ново. Развёл горячую воду в шайке – деревянном, широком и низком подобии таза, обмылся. Повторил ещё раз, но уже с мочалом – драным лыком дерева. Человеком себя почувствовал. От работы у горна тело мгновенно пылью покрывается, а от жары потом. С него грязные потоки текли при первой обмывке. Хозяйка в предбаннике чистое полотенце приготовила. Обтёрся, новое бельишко надел. Хорошо-то как! Кожа чистая, дышит, под пальцами скрипит. Раньше у себя в квартире под душем мылся ежедневно, а такого удовольствия не получал. Вышел из бани, немного остыв, а с крыльца Антип рукой машет.
– Зайди, квасу попьём, побеседуем неспешно.
В самый раз! Выйдя из бани, Никита мечтал о кружке холодного кваса или пива. В избу поднялся, за столом Антип уже ждёт, по кружкам квас из горшка разливает. И чудо! Квас холодный, на стенках запотевшие капли появились.
– Откуда холод? – удивился Никита.
– Так с ледника квас. Иначе не сохранить. По зиме с Волги или с Тьмаки, либо с Тверцы лёд колем, на санях в ледник под амбаром свозим. Опилками его присыпать – до следующей зимы лежит!
Вона как! Холодильник, причём большой, без всякого электричества, фреона и компрессора. А ещё считали древних людей дурными, неграмотными, забитыми. Телефонов нет, но без них жизнь как-то спокойней.
Квасу хлебнул – вкусный, на языке послевкусие кисловатое, жажду утоляет куда лучше импортных напитков, от них пить только больше хочется.
Антипа на разговор потянуло. Но сразу к делу не приступил, считалось – невежливо. О погоде, о новостях с торга. Но чувствовал Никита, не просто языком потрепаться позвал Антип. И сидят вдвоём, для мужского разговора.
– Супружница к соседям ушла, – молвил хозяин. Как бы намекнул – посторонних ушей в избе нет. И к интересующему его вопросу перешёл.
– Вот скажи, мил-человек, ты человек учёный. Я к сорока годам кое-что узнал. Да знания трудно дались. А ты моложе меня, а многое знаешь. Откуда?
– В чужих землях бывал, обучался, – уклончиво ответил Никита.
– С алхимиками встречался?
– Было.
– Хоть кто-нибудь успеха из них достиг?
– Разговоров много. А чтобы кто-то философский камень показал или в деле при видаках, того не было.
– А как же Луллий? Читал я про него, опосля сам загорелся. Вроде аглицкому королю, имя не упомню, золота не один мешок из простого свинца сделал?
– Сам там не был, а разговоры – пустое сотрясение воздуха.
– Повезло мне с тобой. Учён, не горделив, от работы не отлыниваешь. Были у меня помощники, от кислот нос воротили, выгонял сразу. А ты за дело радеешь, сегодня с киноварью сам убедился.
– А как можно к делу без радения относиться?
Антип снова разлил квас по опустевшим кружкам.
– Скажу тебе, не хвастая. Но только никому! Поклянись на кресте или иконе!
Никита крест нательный к губам поднёс, поцеловал.
– Клянусь – никому ни полслова.
– Верю.
Глава 2
Разбой
Антип изрядно отпил из кружки. А Никита в слух обратился. Вроде Антип не пиво пил и не вино. Но Никита его понимал. Алхимия – дело тайное, уединённое. С кем-то успехами поделиться хочется, соседи – не поймут. А кроме того, со священником на исповеди поделятся, а тот анафеме предаст.
Антип выдохнул, всё же решился.
– Ты прав. Дело трудное, кропотливое. Философского камня не создал, золота не получил, если только немного, да и то благодаря тебе из породы, а не из свинца. Но мне есть чем гордиться. Эликсир я создал-таки!
Антип горделиво выпрямился, взор прямо-таки орлиный, победой сияет. Никита ушам поверить не мог, переспросил.
– Эликсир бессмертия?
– Тьфу ты! Нешто я Господу подобен?
У Никиты разочарование.
– А какой же?
– Молодость придаёт, вроде как время вспять обращает.
Тоже интересно.
– Проверял как-нибудь?
– На себе побоялся. А на старом псе пробовал. Он уже ходил едва, шерсть с сединой, зубы сточились. А стал по капле давать и сам поразился. Не ходить, а бегать стал, клыки вострые отросли, кости грызть стал, аж хруст стоит. Не поверишь – за суками течными бегать стал.
– И чем кончилось?
– Убёг как-то раз и не вернулся.
Ага, отдалённых результатов опыта Антип не видел. Опыт удачным назвать нельзя. Всё же пес один, да и опыт незавершён. Чтобы проверить, десятки, сотни опытов нужны. А ведь видел он в тайнике склянку, от которой голова слегка закружилась. Списал на утомление, спёртый, насыщенный химикатами воздух в подвале. И всё равно Антип молодец. Без серьёзного образования, своим умом дошёл.
– Ты чего молчишь? – прервал затянувшуюся паузу хозяин.
– Обдумываю услышанное. Сам додумался или помог кто?
– Сам, пожалуй, не осилил бы. Есть в записях Луллия указания, только скрытые, как тайные знаки.
Листал как-то, ещё в студенческие времена книгу Луллия в русском переводе Никита. Но то ли невнимательно, то ли перевод такой был. Вот, скажем, перевод сонетов Шекспира во многом обаянием своим переводчику обязан.
– Если смог тайные знаки счесть, то хвала тебе, почёт и уважение! – Никита произнёс серьёзно, без издёвки.
– Только ты один и знаешь теперь. Супружнице говорить опасаюсь. Баба она хорошая, хозяйственная. Но сам понимать должен, у них язык как помело.
– Исследовать хочу. Состав какой, действие.
– Время не пришло, эликсира мало, с кружку вот такую наберётся. Хоть и по капле в день расход, да надолго ли хватит?
– Книгу покажешь? Что за тайные знаки?
Антип испугался. И так наболтал много. А ну как, выведав секреты, Никита уйдёт, соперничать станет, а то и эликсир улучшит? Тогда что?
– Потом. Хорошо же сидим.
Ну, потом так потом. Никита его понимал. Поистине: язык мой – враг мой. Досадовал на себя. Во-первых, в свою бытность в Питере не изучал алхимию. Принял официальную установку, что алхимия – лженаука, заблуждение древних. Так при СССР генетика считалась продажной девкой империализма, лженаукой. А ныне генетика на высоте. Стало быть – ошибка у недальновидных коммунистических вождей вышла, а всему виной недостаток образованности и, как следствие, недальновидность, неспособность смотреть далеко вперёд. В партийные руководители выбивались люди горластые, тщеславные, главное, чтобы пролетарское чутьё было на классово чуждый элемент. Если по Ленину, что способна любая кухарка государством руководить, заблуждались.
