Где камень сегодня, я не знаю. Скорее всего, хранится в
сейфе у какого-нибудь миллиардера, который добыл сокровище незаконно и потому
не смеет никому его демонстрировать. Во всяком случае, вот уже более полувека,
как я не встречал о нем никаких упоминаний… И все же мы обязаны его отыскать!
Именно этой задаче я посвятил всю свою жизнь. Историческая миссия Дорнов –
поиск Райского Яблока!
Глаза профессора засверкали, пальцы что было силы сжали
плечо Ластика, но тот, охваченный волнением, не почувствовал боли.
– Я готов вам помогать, но… я не понимаю, зачем вам нужен
именно я? Ведь я всего лишь мальчик, я еще маленький.
– В том-то и дело, что маленький! – вскричал ученый. – Мне
нужен маленький Дорн. Почему именно Дорн – я вам уже объяснил. А почему
маленький, растолкую чуть позже. Сначала вы должны понять, почему из всех
маленьких Дорнов я остановил свой выбор именно на вас.
Да будет вам известно, что на сегодняшний день в мире
существует пятьдесят два прямых потомка Тео Крестоносца в возрасте от восьми до
двенадцати лет.
– Почему от восьми?
– Потому что дети моложе восьми лет еще несмышленыши, за
исключением вундеркиндов, а вундеркиндов среди ныне здравствующих Дорнов мною,
к сожалению, не обнаружено.
– Понятно. А почему только до двенадцати?
– Потому что потом дети вырастают и становятся слишком
крупными. Правда, в Мексике живет один карлик, Пабло де Дорн. Он мог бы
подойти, если б меньше любил текилу. О, я очень долго не мог найти правильного
Дорна! Уже думал усыновить какого-нибудь подходящего мальчика и дать ему свою
фамилию. Это теоретически возможно, но рискованно. Настоящие Дорны – во всяком
случае многие из них – отличаются наследственной удачливостью, а без нее в
нашем деле никак не обойтись. Усыновленным это полезное качество, к сожалению,
передается не сразу. Во всяком случае, не в первом поколении. И потом, тут ведь
еще важно, где именно обитает мальчик. Желательно, чтобы он жил недалеко от
дыры.
– От чего? – поразился Ластик.
Но Ван Дорн пропустил вопрос мимо ушей – так был увлечен
собственным рассказом.
– Я очень рассчитывал на вашего американского семиюродного
брата Берни. Он отлично подошел бы для Бруклинского кладбища – там неплохой
выход в январь 1861 года. Видите ли, 3 апреля того же года в Нью-Йорке на
аукционе был выставлен на продажу алмаз, очень похожий на наш. Однако
оказалось, что Берни ест слишком много попкорна и ни за что не пролезет в щель.
До экзаменовки даже не дошло.
Ваш итальянский пятиюродный брат мог бы сгодиться для Генуи
1347 года, он благополучно прошел первый экзамен, но срезался на втором –
оказался тугодумен, что с Дорнами вообще-то бывает редко. Потом я занялся
южноафриканским десятиюродным. Он мулат, и мог бы пригодиться для острова
Барбадос, где Яблоко мелькнуло в 1702 году. Увы – провалился на четвертом
испытании. Вы же сдали все четыре экзамена самым блестящим образом.
– А? – поразился Ластик, забыв о том, что говорить взрослым
«А?» очень невежливо. – Какие четыре экзамена? Когда?
– Я должен был убедиться, что вы, во-первых, смелы,
во-вторых, находчивы, в-третьих, великодушны и, в-четвертых, удачливы. Без
четырех этих качеств лучше и не пытаться искать Яблоко. Неужели вы не заметили,
что сегодня утром с вами все время происходили странные вещи?
– Заметил…
– Вы не побоялись войти в темный подвал, откуда вас звал
непонятный, жуткий голос. Это значит, что любознательность в вас сильнее
страха.
– А что это был за голос?
– Ерунда, – махнул рукой Ван Дорн. – Спрятанный магнитофон с
дистанционным управлением. Итак, я установил, что вы смелы. Но, может быть, это
от недостатка фантазии и неразвитости ума? Знаете, самые отчаянные храбрецы
это, как правило, люди, лишенные воображения. Но вы в два счета придумали, как
обмануть свирепого пса. Это испытание устроить было еще проще: я заплатил
немного денег хозяину собаки, чтоб он на десять минут привязал ее в подворотне.
– И бомжа Миху подговорили тоже вы?
– Разумеется. Это был экзамен на милосердие, очень важный.
Без благородства смелость и острый ум превращаются в величину отрицательную. Но
у вас, слава Богу, оказалось доброе сердце. А самым трудным испытанием было
последнее – на везучесть. Вы выдержали его триумфально.
– Значит, экзаменов было четыре? А как же мое отражение в
стене? – вспомнил Ластик самое первое из утренних происшествий.
– Какое еще отражение? – Профессор пожал плечами. – Про это
я ничего не знаю. Но то, что по удачливости вы можете потягаться со своим
прадедом Эрастом Петровичем, сомнений не вызывает.
– Это как посмотреть, – уныло вздохнул Ластик, вспомнив о
скандале в лицее. Он так увлекся беседой, что совсем забыл о своем несчастье. –
Меня из-за ваших экзаменов из школы выгоняют. И, может, даже с «волчьим
билетом».
Но мистер Ван Дорн про Ластиково горе и слушать не стал.
– В ваших руках судьба мира, а вы говорите о каких-то
мелочах! Я понял, что вы и есть тот самый Дорн, когда узнал, в каком доме вы
живете! О, как мне хотелось, чтобы вы выдержали испытания! И вы их выдержали!
Маленький Дорн, живущий рядом с ходом – это феноменальное совпадение! То есть,
конечно, ничего страшного не было бы, если б вы жили и в другом районе, но я
верю в великий смысл совпадений! Так называемые случайности никогда не бывают
случайными!
Высказав эту замысловатую мысль, ученый сделал драматичную
паузу. Помолчав с полминуты, подмигнул и вкрадчиво прошептал:
– Знаете ли вы, что из подвала дома номер
1 по улице Солянка, то есть вашего дома, есть превосходная
дыра, ведущая именно туда, куда нужно?
Уже во второй раз Ван Дорн заговорил о какой-то непонятной
дыре.
– Да что за дыра-то? – во второй раз спросил Ластик.
– «Chronohole», или «хронодыра», мой юный друг, – это такой
лаз, по которому можно попасть в другое время.
Хронодыры
За последние полчаса Ластик наслушался всякого, но это уж
было чересчур.
– Да разве можно попасть в другое время? – недоверчиво
спросил он.
Мистер Ван Дорн хмыкнул, будто «юный друг» сморозил
чудовищную глупость.
– Разумеется. Время буквально истыкано дырами, как головка
швейцарского сыра.
