Он понуро развернулся, собираясь спуститься по ступенькам,
но дверь вдруг взяла и отворилась.
На Ластика смотрел невысокий, крепко сбитый человек с
раскосыми глазами. Коротко стриженые волосы, черные с проседью, торчали, как
иголки у ежа.
– Сево тортишь перед дверью, марьтик реарист? – спросил
азиат с мягким акцентом, черные глазки подозрительно сощурились. – Минуту
тортишь, две тортишь, пять тортишь. Кто такой? Сево надо?
Это же японец Маса, верный помощник Эраста Петровича,
догадался Ластик. Он «л» не выговаривает, как и половину остальных букв.
– Вы – Маса? – пролепетал Ластик.
– Кому Маса, а кому Масаир Мицуевич, – строго поправил
японец и прищурился еще больше. – Чебя кто присырар?
Эх, была не была, решился Ластик. В конце концов, если не
поверят, можно будет заявиться снова. Из будущего-то? Да хоть тысячу раз.
– Мне бы Эраста Петровича Фандорина. Он дома?
Маса молчал, цепко разглядывая реалиста. Выражение лица
постепенно смягчалось – кажется, мальчик ему чем-то понравился.
– Господзина нету. Уехар.
Ластик не очень-то и расстроился. Все равно за письмом
возвращаться.
– Скоро вернется?
– Терез две недери.
Как через две недели?! Но это же… Это поздно! Камень уже
украдут!
– Как через две недели?! – в голос закричал Ластик. – Но это
же поздно! Ка… – Он поперхнулся. – Как его разыскать? Он мне очень-очень нужен!
– Когда господзин уезяет одзин и дазе меня не берет,
разыскачь его нерьзя. Совсем нерьзя, – покачал головой Маса и тяжко вздохнул. –
Приходи терез две недери, марьтик реарист.
И закрыл дверь, уныло сверкнувшую медной табличкой.
Совсем караул
Обратно Ластик брел, не глядя по сторонам, и думал только об
одном: это крах, полный крах. Должно быть, Эраст Петрович занят каким-нибудь
важным расследованием, до того секретным, что даже верного помощника с собой не
взял.
Как это некстати! Без великого сыщика Райское Яблоко добыть
не удастся. Значит, с 1914 годом ничего не выходит. Неужто профессор заставит
отправиться во времена Ивана Грозного, да еще через могилу? Бр-р-р…
Весь во власти печальных мыслей, Ластик сам не заметил, как
вышел на Маросейку. Перебежал на другую сторону, благо никакого светофора на
перекрестке не было, и собирался нырнуть в переулок, как вдруг услышал, совсем
близко, визгливый крик:
– Вор! Держи вора! Сударь, он у вас часы вытащил!
Пузатый господин в белом полотняном пиджаке обернулся,
захлопал себя по карманам.
А кричал другой – долговязый, в темно-синей форме без погон
и фуражке с кокардой (чиновник, догадался Ластик).
Чиновник показывал пальцем на мальчишку, топтавшегося подле
толстяка. Это был смуглолицый, кудрявый паренек в красной рубашке из
переливчатого шелка. Он запросто мог бы убежать, но вместо этого скорчил
плаксивую физиономию и закрестился:
– Брешете, дяденька! Не брал я, вот те крест святой!
– Нету часов! – ахнул пузатый. – Золотых! С боем! «Павел
Буре»! Держи его!
И крепко схватил черноволосого мальчишку за ворот.
– Не брал я! – надрывался тот. – Как можно – чужое брать!
– Да они у него в кулаке зажаты! – показал синий. – Я видел!
Вокруг собралась кучка зевак, но почти сразу же и
рассосалась. Похоже, поимка воришки здесь была делом обычным и неинтересным. А
Ластик задержался – он такое раньше только в кино видал.
Предполагаемый карманник разжал кулак – в нем ничего не
было. Показал второй – тоже пусто.
– Но… Но я собственными глазами видел! – растерялся
чиновник. – Клянусь вам!
Толстяк заозирался по сторонам, крикнул:
– Полиция! Полиция! Вот черти, когда надо – не дозовешься.
Но это он ошибся. От церкви, придерживая саблю, бежал
милиционер, то есть городовой. Не тот, которого Ластик видел во дворе своего
дома, – другой.
Пострадавший и свидетель, перебивая друг друга, принялись
излагать, как было дело. Мальчишка помалкивал – только всхлипывал и размазывал
по лицу слезы.
Ластику стало его жалко. Может, синий ошибся?
– Обыскать его, мерзавца! – потребовал владелец часов. – Запрятал
куда-нибудь.
Городовой кивнул:
– Это мы мигом! И взялся за дело.
Присел на корточки, принялся ощупывать паренька.
Тот бубнил, давясь рыданиями:
– Грех вам, господа, сироту обижать.
Слезы из его глаз лились прямо ручьем. Страдалец встретился
с Ластиком взглядом и вдруг отчебучил: оскалил зубы, между которыми блеснул
кончик золотой цепочки, да еще подмигнул, но слезы при этом течь не перестали.
– Нету, господа, – объявил городовой. – У меня рука хваткая.
Были бы – сыскал бы.
– В участок его. Тряхнуть как следует, – потребовал толстяк.
И чиновник тоже не унимался:
– Я, слава богу, в здравом уме и на зрение не жалуюсь.
Может, он за щеку сунул?
– А ну, разинь рот! – велел мальчишке полицейский.
Сам раздвинул ему губы, полез своими толстыми пальцами. Всё,
пропал, подумал Ластик, морщась.
– И во рту нету. – Городовой развел руками. – Прощения
прошу, господа, но, похоже, обмишурились вы. В участок сопроводить не могу,
потому против закону. За отсутствием присутствия покраденного предмета.
Взял под козырек и воришку выпустил. Тот, не дожидаясь конца
препирательств, дунул за угол Петроверигского переулка. И только теперь, глядя
в спину убегающему, Ластик сообразил. Цыганенок! Красная рубашка! Кудлатый! Уж
не за этого ли жулика принял его дворник Рашид?
Бросился следом за ловкачом. Во-первых, через Петроверигский
тоже можно было попасть к Солянке. А во-вторых, любопытно – куда ж он часы-то
дел?
В переулке мальчишки не было. Как это он взял да исчез?
Ластик растерянно прошел несколько шагов, и вдруг из-за
водосточной трубы навстречу ему выскочила фигурка в красной рубашке.
