Дом, куда в позапрошлом году переехала семья Фандориных, был
в своем роде замечательный. Почти сто лет назад его построило «Варваринское
товарищество домовладельцев» на старинной улице Солянке. Это был, собственно, не
дом, а целый комплекс зданий, соединенных в сложную геометрическую фигуру, с
несколькими внутренними дворами, многочисленными арками, подворотнями и
глубоченными подвалами. Хоть Ластик жил здесь уже почти два года, но так эту
громаду толком и не исследовал. Полазил по чердакам, побегал по лестницам с
ажурными перилами, а до подвалов, например, так и не добрался. Правда, попасть
в них было трудновато, даже совсем невозможно. Въезд в подвал (да-да, не вход,
а самый настоящий въезд – такой он был высокий и широкий) закрывала решетка.
Папа рассказывал, что сто лет назад в Варваринских погребах находились торговые
склады, после революции – тюрьма, потом автобаза, но вот уже много лет
подземелье пустует, потому что ему никак не могут придумать полезного применения.
Папа у Ластика очень любил историю и про то, что было
раньше, знал почти всё. Про то, что происходит сегодня, он знал гораздо меньше
– во всяком случае, так утверждала мама. Поэтому у него и бизнес не клеился.
В соседнем подъезде, на 5 этаже, располагался офис папиной
фирмы. Вся фирма – два человека: сам папа и секретарша. Сидят, с утра до вечера
в компьютер играют, потому что клиентов нет. А ведь именно из-за папиной работы
Фандорины и переехали сюда, на Солянку. И потом, папа говорил, что это самое
лучшее место во всей Москве – вокруг сплошные достопримечательности и
нераскрытые исторические тайны.
Ну так вот.
Выбежал Ластик из подъезда во двор своего замечательного
дома, по привычке повертел головой влево – вправо. Слева за решеткой чернел квадратной
пастью уже упомянутый въезд в подвалы, справа серела подворотня, тоже
квадратная.
И там, в подворотне, Ластик вдруг увидел силуэт,
показавшийся ему очень знакомым. Какой-то мальчик стоял там, в густой тени, и,
прислонившись к стене, смотрел в эту сторону.
Так ведь это я, это мое отражение, понял вдруг Ластик. Вон и
куртка красного цвета!
Но какое в подворотне может быть отражение? Там ни зеркала,
ни витрины, ничего.
Ластик зажмурился, потому что если зажмуриться, а после
разожмуриться обратно, видно гораздо лучше.
Но когда он снова открыл глаза, двойник исчез. Осталась одна
пустая подворотня.
Это называется «зрительная галлюцинация», сказал себе Ластик
– когда видишь то, чего на самом деле нет. И обрадовался, потому что
галлюцинаций у него отродясь не бывало.
Он решил, что поразмыслит над загадочным явлением после, во
время урока, а сейчас некогда – в школу опоздаешь.
Но к подворотне двинулся осторожно, пытаясь сообразить, как
мог возникнуть подобный оптический обман. Встал прямо напротив прохода. Потом
попятился назад, к запертой решетке. Присел на корточки. Галлюцинации больше не
увидел.
Зато кое-что услышал.
Тихий, но вполне явственный голос откуда-то позвал:
– Эраст! Эра-аст! Сюда!
Сначала Ластик, конечно, задрал голову и посмотрел вверх, на
окна папиного офиса (окна их квартиры во двор не выходили). Но там, на пятом
этаже, были опущены жалюзи. Да и голос раздавался явно не сверху, а скорее
снизу и при этом сзади.
– Эраст! Эра-аст! Сюда! – послышалось вновь. Из-за решетки,
из черного зева подвала – вот откуда звал Ластика странный, придушенный голос.
«А это уже слуховая галлюцинация», подумал шестиклассник,
подошел к самой решетке и стал смотреть в широкое жерло подвала – папа говорил,
что когда-то туда въезжали огромные повозки с бочками и тюками.
Погреба раскинулись на тысячи квадратных метров, подо всем
многоподъездным комплексом. Там имелись залы, галереи, большие и маленькие
комнаты – так рассказывал папа, а уж он-то знает. Не раз Ластик стоял здесь, у
входа в подземелье, воображая, сколько всего чудесного и страшного должно
таиться в этом лабиринте. Но попасть вниз было невозможно: на двери висел
крепкий замок – специально для того, чтобы внутрь не лазили дети.
– Эраст, Эраст, сюда! – вдруг услышал Ластик, и так
отчетливо, что это никак не могло быть галлюцинацией.
Что за фокусы?
Он прижался к железным прутьям, и дверь вдруг подалась под
тяжестью его тела. Испугавшись, он отпрыгнул назад. Опустил глаза – и увидел,
что замка нет! Створка слегка покачивалась, будто приглашая распахнуть ее и
войти.
Ластиком овладели два противоположных чувства. Первое
щекотало грудь изнутри, стискивало сердце и подначивало: «Иди, иди туда,
другого такого случая не будет!» Второе же рассыпало по спине ледяные мурашки и
пискнуло: «Не вздумай! Что еще за голос такой? Беги, пока цел!»
Оглянувшись, нет ли кого во дворе, Ластик проскользнул за
решетку и прикрыл за собой дверь.
– Эраст, Эраст, сюда! – позвала темнота. Было страшно, но и
любопытно.
Он пробежал по покатому асфальтовому спуску и, оказавшись
под сводом погреба, остановился.
Свет с улицы проникал вглубь подвала метров на десять,
дальше же было совсем темно.
Ластик заколебался. Не хватало еще опоздать на первый урок.
С преподавателем геометрии Михал Михалычем шутки плохи.
Он уж совсем собрался повернуть назад, но тут услышал опять,
теперь совсем близко:
– Эраст, Эраст, сюда!
И так не захотелось идти дальше! Повернуться бы и кинуться
из этого нехорошего места наутек. Ну их, эти тайны и необъяснимые явления.
Еще пару месяцев назад он сбежал бы. Но летом, во время
каникул, Ластик решил, что будет укреплять волю и развивать храбрость. Дело
продвигалось трудно. Однажды (дело было на даче) попробовал досидеть до
полуночи на кладбище, но когда над головой страшно заухала птица, не выдержал –
убежал. Пришлось идти во второй раз. Потом заставил себя прыгать с вышки,
головой вниз. С трехметровой спрыгнул, а с пятиметровой так и не сумел.
Проторчал наверху битый час. Дождался, когда рядом никого не будет, и слез. До
сих пор стыдно.
Так вот, чтоб потом не было стыдно, Ластик и заставил себя
пойти дальше, навстречу зовущему голосу. Сделал шаг. Потом еще, еще, еще.
Сделалось совсем темно. Сзади ослепительно белел, манил к
себе квадрат выхода.
А впереди вдруг блеснули две зеленые искорки. Кошка? Или
крыса? К кошкам Ластик был равнодушен, а вот крыс ужасно не любил.
