– Куда? Представленье уже началось. Изнутри и в самом деле
доносилась веселая, разухабистая музыка. Дудели трубы, грохотал барабан, донесся
чей-то зычный голос, и сразу был заглушён шумными аплодисментами.
– Пустите! – закричал Ластик. – Я куплю билет! У меня деньги
есть! Только скорей, пожалуйста!
– Местов нет. Аншлаг. Если желаете билетик на завтра –
пожалуйте в кассу.
Но Ластик уже достал из-за пряжки заветный полуимпериал.
– Вот. Сдачи не нужно. Ну пожалуйста!
– Давай. – Швейцар, оглянувшись по сторонам, цапнул монету.
– Только местов правда нет. Где-нигде приткнись.
А Ластику и не надо было «местов».
Влетев в шатер, он лишь мельком взглянул на арену – не до
нее было.
Там, посреди круглой, посыпанной желтым песком площадки,
сидел тощий-претощий лев, все ребра видно, и разевал пасть, а длинноусый
дрессировщик изображал, что ужасно боится совать в нее голову: вытирал платком
лоб, крестился, молитвенно складывал ладони. Зал напряженно следил за усатым,
Ластик же следил за залом – не покажется ли где красная рубашка.
Не так-то просто здесь было что-либо разглядеть. Народу
битком, освещение в зале тусклое, и лишь сцена залита ярким светом.
Ударила нервная барабанная дробь. Ряды ахнули.
Оглянувшись, Ластик увидел, что дрессировщик влез в львиную
пасть по самые плечи и для пущего драматизма дрыгает ногой, как бы от ужаса.
Лев тоскливо смотрел в потолок и помаргивал.
Ударил туш. Грянули аплодисменты. Ластик, мелко переступая,
двинулся вкруговую. Где-то здесь он, гад. Некуда ему было отсюда деться.
На арену вышел статный мужчина в красном фраке. Взмахнул
рукой – и оркестр умолк, рукоплесканья стихли.
– Любимцы публики, непревзойденные клоуны Тим и Том!
Уже пол-зала обошел Ластик, а кудлатой головы все не было.
Может, на пол сполз, затаился?
– Здравствуй, Тим! – донесся с арены ненатурально писклявый
голос.
Это говорил маленький клоун с рыжими, торчащими во все
стороны волосами. Его намалеванный алой краской рот улыбался до самых ушей.
– Здравствуй, Том, – откликнулся второй, неимоверно длинный
и костлявый. Рот у него был такой же огромный, только углы загнуты книзу. –
У-у-у!
Из глаз худого брызнули две струйки. Публика так и
покатилась со смеху.
– Что ты плачешь? – спросил веселый Том.
– У меня померла теща. У-у-у! Снова взрыв смеха.
– Ай-я-яй. Но ведь она была богата. Должно быть, оставила
тебя с наследством.
– Да-а-а, – кивнул Тим и заревел еще горше. Зал слегка
притих, только один кто-то громко гыгыкнул, предвкушая шутку.
– С большим? – допытывался Том.
– С о-очень большим. Вот с таким.
Тим взял себя за красный картонный нос и оттянул его на
добрых полметра.
Оглушительный хохот в зале.
Кто-то втолковывал тупому соседу, заикаясь от смеха:
– Это т-теща его с носом оставила, понял?
Ну и юмор, покачал головой Ластик. У нас по телевизору и то
смешней.
И не стал дальше слушать, хотя клоуны продолжали нести
какую-то белиберду и публика радостно смеялась.
Чем дольше затягивались поиски, тем муторней делалось на
душе. Как показаться на глаза профессору? Ведь если вернуться без унибука, пиши
пропало. Он навсегда сгинет в Несбывшемся, как бейсболка.
Снова ударили барабаны, грянул оркестр, и крикун в красном
фраке объявил такое, что Ластик обмер:
– Великий маг и чародей! Любимый ученик всемирно известного
искейписта Гарри Гудини! Синьор Дьяболо Дьяболини! Ассистирует итальянский
мальчик Пьетро! Па-а-прашу аплодисменты!
Зрители громко захлопали, а Ластик был вынужден схватиться
обеими руками за спинку кресла – так задрожали колени.
Неспешной пружинистой походкой на арену вышел высокий
мужчина с матово-белым лицом, с которым эффектно контрастировали подкрученные
черные усы и остроконечная бородка. Великий маг и чародей был сплошь в черном:
трико, цилиндр, перчатки, широкий плащ до земли. Но вот Дьяболо Дьяболини
элегантно взмахнул рукой, приветствуя публику, плащ распахнулся, и стало видно,
что изнутри он ярко-алый.
Тот самый! Ластик не мог опомниться. Тот самый итальянец,
что похитил Райское Яблоко!
Но главное потрясение было еще впереди.
Взгляд Ластика наконец упал на мальчика-ассистента, скромно
державшегося подле самых кулис.
Несмотря на черный с блестками костюмчик, несмотря на берет
с пером, ошибиться было невозможно. Эти пронырливые глаза, эта смуглая
физиономия!
«Итальянским мальчиком Пьетро» оказался подлый ворюга и
вероломный обманщик по кличке Петух.
В огне не горит и в воде не тонет
– Папенька, а что такое «скипист»? – спросил детский голос,
и Ластик навострил уши – ему тоже хотелось это знать. (Эх, был бы унибук!)
– Не «скипист», а «искейпист», – ответил папенька. – Это
такой фокусник, который умеет исчезать из запертого ящика, или его всего закуют
в цепи, а он раз – и освободился. Тсс, не мешай слушать шпрехшталмейстера.
А распорядитель в красном фраке (вот как, оказывается, он
назывался) тем временем продолжал превозносить невероятные способности
иллюзиониста:
– Такой человек рождается раз в сто лет! Некоторые газеты
даже пишут, что маэстро, может быть, вовсе и не человек, – здесь
шпрехшталмейстер понизил голос, а оркестр тихонько заиграл арию «Сатана там
правит бал». – Несомненно одно: синьор Дьяболини в воде не тонет и в огне не
горит! Сейчас вы сами в этом убедитесь! Прего, маэстро!
Поклонившись, он попятился за кулисы. Свет прожекторов
потускнел, музыка стихла.
Горит маэстро в огне или не горит, но унибук нужно было
вернуть, а для этого следовало держаться поближе к «итальянскому мальчику».
Ластик пробрался к оркестру и спустился вниз, к самому барьеру. Отсюда до кулис
было рукой подать. Вот закончится выступление, и он поймает Петуха, когда тот
будет уходить с арены.
Дьяболо Дьяболини оглянулся на ассистента и громовым голосом
крикнул:
