– Это ваш боярин – вор! Он против царя пошел! За это его
казнят! И вас тоже по головке не погладят!
– На всё воля Божья, – ответил бас. – А ты умолкни. Не
велено с тобой говорить.
– А вы не говорите. Вы просто слушайте, – попросил Ластик.
Караульные заспорили.
– Я слушать не буду, – упрямился тенорок.
– А я послушаю, – гудел второй – он явно был посмелее. –
Слушать-то Ондрей Тимофеевич не воспрещал.
Пока они препирались, Ластик лихорадочно прикидывал, что бы
им такое посулить. Была у него на поясе золотая пряжка, вся в драгоценных
камнях, но предлагать ее глупо – отберут, и дело с концом.
– Эй, удальцы! – крикнул он. – Коли сей же час отведете меня
к государю, каждый получит по мешку золота и дворянскую грамоту! В том даю вам
свое княжеское слово!
Басистый крякнул, засопел.
– А я не слушаю, – сообщил робкий.
– Иль вам царь Дмитрий Иоаннович не люб? Плохо вам при нем
живется? – гнул свою линию Ластик.
– Царь хороший, – согласился бас. – Неча Бога гневить.
Тенорок повторил:
– А я не слушаю.
– Выпустите меня – станете царевыми спасителями. Честь
обретете и богатство. А не выпустите, Дмитрий всё одно бояр-смутьянов одолеет.
И тогда вы будете тати и воры. Знаете, что с татями-то бывает?
Ах, время, уходило время!
– Может, выпустим, а, Микишка? – неуверенно сказал
жидкоголосый. – Татям руки-ноги рубят, а после головы. Я видал, о прошлый год.
Ух, страшно!
Ластик так и застыл. Если уж непреклонный Тенорок
заколебался, есть надежда!
– Я те выпущу! – рявкнул Бас. – Срубят голову – значит,
промысел Божий. А ты, вор, язык прикуси!
От отчаяния Ластик аж зубами заскрипел.
Попробовал еще поуговаривать, но густоголосый пригрозил
связать и засунуть в рот кляп.
Что делать? Что делать?
Думай, приказал князь-ангел собственной голове и, чтобы
помочь ей, дернул себя за волосы. Голова честно постаралась, мозги так и
заскрипели. Может, что-нибудь полезное и удумали бы, но в это время за дверью
темницы раздались легкие шаги, и звонкий запыхавшийся голос крикнул:
– Ну-ка, кто тут? Антипка, Микишка? Отворяйте живо!
– Не велено, Соломонья Власьевна. Боярин запорет.
– Ништо! Скажете: он ангел, на небо улетел. Батюшка,
конечно, вас выдерет, но не до смерти.
Что с вас дураков взять. А коли меня ослушаетесь – я вас
точно со свету сживу. Не нынче, так после. Иль не знаете, кто в доме хозяйка?
Ластик замер, боясь и вздохнуть. Неужели у нее получится?
– Ой, боязно, – прохныкал Тенорок-Антипка. – И так лихо, и
этак. Что делать-то, Микиша?
Бас решительно ответил:
– Спасать надо царя-батюшку, вот что. Нам за то награда
будет. Слыхал, что князь-ангел говорил? А не спасется государь – на всё воля
Божья. Пущай батогами бьют. Ты уж замолви слово, боярышня, чтоб полегче секли.
– Замолвлю-замолвлю. Открывайте! Аи да Соломка! В минуту
управилась! Загрохотала дверь, Ластик прищурился от света факелов на двух
мужиков с боевыми топорами через плечо – один здоровенный (наверно, Микишка),
другой плюгавый.
Княжна бросилась Ластику на шею, затараторила:
– Не могла я раньше, Ерастушка. Меня тоже заперли, в
светелке, и холопов приставили, да еще трусливей, чем эти. Пока батюшка со
слугами со двора не ушел, никак не выпускали.
У Ластика засосало под ложечкой.
– Так они уже в Кремль пошли? Давно?
– С полчаса.
– А доктор что? Ну, англичанин, Кельин?
– В думной каморе, с Шарафудиным заперся.
– Туда, скорей!
Он рванулся к дому, сам не зная, что будет делать. Как в
одиночку совладать с бароном? Да там еще душегуб Ондрейка!
И все равно – нужно попытаться спасти Камень, даже ценой
собственной жизни. Иначе потом до конца дней будешь чувствовать себя подлецом и
трусом.
Еще ничего толком не придумав, Ластик взбежал на крыльцо и
вдруг застыл.
Со стороны Кремля донесся приглушенный звон колокола –
частый, тревожный. Так на Москве извещают о пожаре.
Началось!
– Господи! – перекрестилась Соломка. – Сейчас стрельцы
тушить побегут, царь без охраны останется…
Если немедленно рвануть во дворец, еще можно успеть вывести
из капкана Юрку и Марину. От Фроловских ворот, через которые сейчас входят
заговорщики, до царского терема не ближе, чем отсюда.
Ластик метнулся влево, потом вправо, опять влево.
Шли секунды, а он никак не мог решиться, кого спасать –
друга или Россию?
Позволишь доктору терзать Райское Яблоко – будет страшная
война или эпидемия. Это ужасно.
Бросишься спасать Камень – предашь друга, а на свете нет
ничего хуже.
Мозг звал скорей бежать в думную камору, сердце подгоняло: в
Кремль, в Кремль!
Что такое жизнь двух человек, даже если это друзья, по
сравнению с Большой Бедой? – сказал себе Ластик.
И, придя к этому здравому, совершенно логичному выводу,
поступил прямо противоположным образом: кубарем слетел с крыльца и побежал к
тыну – туда, где между бревнами был лаз.
– Жди! – бросил он Соломке. – Я скоро вернусь!
Барон говорил, что на подготовку Трансмутации ему
понадобится час, а то и два. Если Келли управится за час, всё пропало. Если
провозится два, есть надежда успеть.
– Не надо, Ерастушка! Не возвращайся! – закричала княжна. –
Тебя тут убьют!
– Княже, попомни про награду-то! – басом прогудел плюгавый
стражник.
Второй, косая сажень в плечах, пискнул:
– Ага, не позабудь!
Государыня Маринка
Малая колымажка ждала там же, где Ластик ее оставил. Возница
клевал носом на козлах.
– К Боровицким воротам! – еще издали заорал князь-ангел и
рванул дверцу.
