– Голубушка! – Лютостанский всполошился. – Ну что же вы сразу-то не сказали! Что же вы целый час мне голову-то морочите? Ну-ну, хватит плакать, никуда я вас не пошлю, и правда, как бы чего не вышло! Сидите тут спокойненько, на картины смотрите, говорят, это полезно… Только на старых мастеров, авангард я вам не рекомендую.
Он достал из кармана носовой платок и пытался вытереть девчонке слезы.
– А как же картина? – прерывистым голосом сказала девушка, успокаиваясь. – Боттичелли?
– Да уж без вас как-нибудь обойдемся, – с досадой сказал Лютостанский, – ну что делать, кого послать, ума не приложу!
– А давайте я слетаю! – предложил Старыгин, стараясь не показать своей заинтересованности.
– Дима, да вам это совершенно не по рангу! – возразил Лютостанский. – Мало ли что там может быть, возможно, это не то что Боттичелли, а даже и не Филиппино Липпи, вообще кто-то неизвестный… А я буду человека с такой квалификацией в эдакую даль гонять!
– Вот я на месте и посмотрю… – улыбнулся Старыгин и заговорщически подмигнул девушке. – Ну, потрачу дня три, как раз сейчас серьезной работы нету…
Наградой ему был ее благодарный и восхищенный взгляд сквозь высыхающие слезы.
Старыгин спустился по трапу самолета и огляделся.
Вокруг была степь – ровная и бескрайняя, как океан. Только в воздухе пахло не солью и водорослями, как на морском берегу, а полынью, теплой землей и еще чем-то давно забытым. В сотне метров от самолета виднелось здание аэропорта – если, конечно, такое громкое название подходило для бетонной коробки, размерами и формой больше напоминавшей здание железнодорожной кассы на пригородном полустанке. Возле этого шедевра архитектуры паслось несколько грязно-серых овец.
Некоторых пассажиров самолета, спустившихся по трапу вместе со Старыгиным, встречали – двое плотных мордатых мужчин, по виду классических «братков» из середины ревущих девяностых, двинулись навстречу такому же плотному и мордатому типу с плоским кожаным чемоданчиком в руке, видимо, коллеге по бизнесу. Правда, в девяностые годы все трое были бы одеты в пресловутые малиновые пиджаки, и шеи их украшали бы толстые цепи из литого золота, а сейчас они втиснулись в хорошо сшитые итальянские костюмы, и цепей не было, по крайней мере, на виду. Правда, у обоих встречавших на пальцах красовались массивные золотые кольца – видимо, полностью преодолеть тягу к презренному металлу они никак не могли.
В стороне от трапа стоял черный «Мерседес», куда «братки» и усадили своего товарища.
Заглядевшись на «бизнесменов», Старыгин не сразу заметил невысокую женщину средних лет в бесцветной курточке, с бесцветными, коротко остриженными волосами и с бесцветным же лицом, которое нисколько не украшали очки в круглой металлической оправе, неожиданно вошедшие в моду благодаря эпопее о Гарри Поттере. Впрочем, обладательница этих очков вряд ли следила за модой.
Старыгин несколько растерялся, когда эта невзрачная особа подошла к нему и взволнованным голосом спросила:
– Старыгин? Дмитрий Алексеевич?
– Да, это я, – признался он. – А вы, наверное, Вероника Васильевна?
– Значит, это правда? – воскликнула женщина, молитвенно сложив руки.
– Что – правда? – удивился Старыгин.
– Если вы лично прилетели к нам – значит, в Эрмитаже серьезно отнеслись к нашей находке! Значит, вы верите, что это действительно Боттичелли!
– Ну, об этом, конечно, еще рано говорить… – неопределенно протянул Дмитрий Алексеевич. – Я должен провести все положенные исследования… изучить доску, краски… Для начала хотя бы увидеть эту картину.
Конечно, он не мог рассказать этой женщине, хранительнице из провинциального музея, о действительной причине своего появления в их городе. Не мог он также объяснить ей, что командировку ему выписали из-за беременности другого сотрудника. Поэтому Вероника Васильевна осталась при своем убеждении.
Правда, последние слова Старыгина она восприняла по-своему и всплеснула руками:
– Ну да, вы хотите увидеть картину, а я держу вас здесь и отвлекаю своими глупыми разговорами! Поедемте скорее, я взяла машину.
Машина, о которой говорила Вероника Васильевна, оказалась стареньким раздолбанным «уазиком». Старыгин, конечно, не ожидал увидеть сверкающий «Мерседес», как у дружных «братков», но таких антикварных моделей, как этот «УАЗ», ему уже давненько не приходилось видеть, не говоря уже о том, чтобы ездить на них.
Правда, на дороге – если, конечно, это можно было назвать дорогой – шедевр автопрома семидесятых годов показал себя отлично: он подпрыгивал на ухабах, но уверенно приземлялся на все четыре колеса и мчался вперед с приличной скоростью.
Вероника Васильевна сама сидела за рулем и управлялась с «уазиком» с уверенностью опытного шофера.
– Как вы долетели? – вежливо осведомилась она, повернувшись к Старыгину. – Правда, у нас неплохой аэропорт?
– А? М-да… – неуверенно протянул Старыгин, оглядываясь по сторонам.
Появились первые городские строения. Впрочем, городом это можно было назвать только с большой натяжкой: по сторонам от дороги мелькали тут и там беленые глинобитные домишки. Возле этих домов не было ни кустов, ни деревьев – должно быть, местные жители, прирожденные кочевники, никак не могли приучиться к оседлой жизни.
Зато возле домов паслись овцы, а в одном месте Старыгин увидел даже верблюда, проводившего их машину печальным взглядом старого философа.
Через несколько минут среди глинобитных домиков показались унылые бетонные коробки – то одно– или двухэтажные, то пятиэтажные, но и те и другие одинаково приземистые и невзрачные.
– Все-таки сначала я отвезу вас в гостиницу, – проговорила вдруг Вероника Васильевна.
Видимо, она спохватилась и решила, что правила гостеприимства важнее профессиональных амбиций.
Впрочем, Старыгин не очень-то и возражал.
Гостиница оказалась таким же неказистым бетонным коробком, как и остальные здания. Правда, перед входом имелся небольшой цветник – круглая клумба с анютиными глазками.
Старыгин зарегистрировался и поднялся на второй этаж.
Его номер был тоскливой комнатой с выкрашенными в блекло-розовый цвет стенами, деревянной кроватью и низеньким полированным столиком, на котором стоял и графин с кипяченой водой, и два граненых стакана. В довершение интерьера на стене висела фотография Медного Всадника в металлической рамке.
К счастью, в номере имелся душ.
Старыгин разложил свои немногочисленные пожитки, принял душ и переоделся. Затем он спустился в гостиничный холл, где его уже поджидала Вероника Васильевна.
Они снова сели в многострадальный «уазик» и поехали в другой конец города, где располагался знаменитый Кумусский музей.
Снаружи здание выглядело так же непривлекательно, как все остальные дома в городе, но, войдя внутрь, Старыгин был приятно удивлен.
