Вопрос же о плодах остается, по крайней мере, спорным. Мы полагаем, что никакой реальной пользы для легальной Церкви, никакого хотя бы замедления процесса ее разрушения митрополит Сергий своими неканоническими действиями не принес. Но в то же время несомненно, что его действия нанесли огромный ущерб нелегальной Катакомбной церкви, оторвав от нее значительную часть пастырей и особенно паствы: эта Церковь могла быть во много раз сильнее и многочисленнее, если бы не существовало фиктивного сергианского центра церковной власти.
И к моменту, когда Советское государство было вынуждено обратиться к восстановлению Церкви, ее иерархический состав и духовная традиция могли быть совсем иными. На это также иногда приводится довод, что такую Церковь Сталин восстанавливать бы не стал, но обратился бы с этой целью, например, к обновленцам, несмотря на их непопулярность в народе. Все это говорит лишь о том, что судьбы Церкви (и мира) решаются в конечном счете не нашим умом, но Божьим Промыслом: канонические правила Церкви указывают направление нашей активности и одновременно ставят ей пределы. Митрополит Сергий дерзновенно эти пределы преступил, и с этой точки зрения можно выразить общее убеждение, что, затруднив проявление воли Божией в судьбах Церкви, митрополит Сергий принес Церкви значительный вред. И этот вывод не зависит от наших предположений о том, как развивались бы события, если бы митрополит Сергий не пошел на столь грубое нарушение церковной правды.
Иерархическая структура нынешней Русской церкви и доминирующие в ней типы духовности – выросли из семян, посаженных митрополитом Сергием. Церковь начала восстанавливаться во время войны; по личному решению И.В. Сталина возродился и ее иерархический костяк. 8 сентября (н.с.) 1943 г. 19 архиереев избрали митрополита Сергия патриархом, а 15 мая 1944 г., в связи с его кончиной, Синод принял к сведению его «завещательное распоряжение» о местоблюстительстве митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия (Симанского).
31 января – 2 февраля 1945 г. состоялся Поместный собор, в котором участвовали 45 архиереев и 126 представителей клира и мирян и присутствовали в качестве гостей патриархи Александрийский, Антиохийский и Грузинский, представители Константинопольского престола и других Поместных церквей.
Собор единогласно избрал митрополита Алексия патриархом Московским и всея Руси. Известно, что перед Собором архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) высказывался за избрание патриарха путем жребия из нескольких кандидатов, по образцу Поместного собора 1917–1918 гг. Однако это предложение даже не рассматривалось, и патриарх Алексий избирался путем открытого голосования.
Перед «непоминающими» встал трудный вопрос: с избранием патриарха Алексия отпадало прежнее каноническое основание для самостоятельного управления – узурпация первосвятительской власти митрополитом Сергием; но в то же время вся практика митрополита Сергия и в отношениях с государством, и во внутрицерковных делах была продолжена патриархом Алексием. В этой ситуации часть Катакомбной церкви осталась на прежних позициях, другая ее часть признала законность патриарха Алексия и подчинилась его власти.
Против каноничности Московской патриархии могли быть выдвинуты следующие возражения:
1. Собор 1945 г. состоял из архиереев, не избранных своими общинами и не выражавших волю церковного народа, но целиком зависящих от государственной власти. Поэтому сам Собор и все его постановления недействительны.
2. Собор 1945 г. созван учредителями неканонического органа церковного управления, каковыми являлись все члены Синода при митрополите Сергии, и в первую очередь митрополит Алексий (Симанский), принявший должность местоблюстителя от узурпатора церковной власти, и к тому же незаконным способом – по завещанию. При этом, конечно, предполагается, что Собор 1943 г., по той же причине, недействителен.
3. Из нескольких занимавших принципиально различные позиции иерархических групп Русской церкви: «сергиан», «непоминающих», «парижан», «американцев», «карловчан» (приводим условные, но общепринятые в то время наименования) – на Соборе 1945 г. была представлена лишь одна группа – «сергианская». Численность ее не имеет значения, как величина весьма непостоянная, определяемая внешними факторами: так, в 1940 г. было лишь 4 правящих сергианских епископа, в 1943 г. – 19, в 1945 г. – 49.
Все эти канонические дефекты соборы 1943 и 1945 гг. разделяют с обновленческими соборами 1923 и 1925 гг., и поддержка Восточных патриархов в обоих случаях не решает дела.
Единственным «преимуществом» соборов 1943 и 1945 гг. перед обновленческими было отсутствие в 1943 и 1945 гг. законного первоиерарха, в расколе с которым были бы эти соборы. Мы думаем, что это обстоятельство было решающим, и верим, что милость Божия покрыла все вопиющие канонические дефекты Собора 1945 г., и патриарх Алексий был действительным первоиерархом, т. е. получил харизму первосвятительской власти
[7].
В связи с признанием этого факта один из авторитетных руководителей Катакомбной церкви, архиепископ Афанасий (Сахаров), сразу после выборов патриарха принял решение вместе с бывшими при нем иереями, что «должно возносить на молитве имя патриарха Алексия как патриарха нашего».
Мы полагаем, что этот шаг владыки Афанасия был совершенно правильным, но совсем другой вопрос – о фактическом административном подчинении патриарху Алексию. В решении этого вопроса владыка Афанасий повторил старую ошибку – чисто литургического понимания харизмы первосвятительской власти. Ошибка эта выразилась в том, что, рисуя картину излияния божественной благодати через предстоятелей Поместных церквей на епископов и далее – на иереев, владыка Афанасий подразумевал в этой картине именно благодать тайносовершительную. Однако, в соответствии с церковным преданием, подтвержденным решениями Поместного собора 1917–1918 гг., полнотой тайносовершительной харизмы обладает каждый правильно рукоположенный епископ, без прямой связи с наличием или отсутствием первоиерарха. Будучи главой Местной церкви, каждый епископ находится в общении со Вселенской церковью.
Между тем владыка Афанасий пишет:
«Помимо первоиерарха Русской церкви никто из нас – ни миряне, ни священники, ни епископы – не может быть в общении со Вселенской церковью. Не признающие своего первоиерарха остаются вне Церкви, от чего да избавит нас Господь».
Возражая против таких выводов, мы еще раз вспомним об Указе 1920 г., который, предусматривая возможность длительного существования епископов и епархий без первоиерарха, никак не имел в виду, что они при этом остаются вне общения со всей Христовой Вселенской церковью. Можно согласиться лишь с тем, что принципиальное отвержение первосвятительской харизмы у законного первоиерарха действительно означало бы отпадение от полноты благодатной церковной жизни; литургическое поминание первоиерарха есть свидетельство о признании у него такой харизмы. Но рассуждения владыки Афанасия могут быть поняты как обоснование принудительной необходимости для каждого епископа подчиняться всем распоряжениям патриарха, независимо от того, соответствуют ли эти распоряжения канонической правде и религиозной совести епископа.
