«Особое место в преступной деятельности против советской власти, социалистического хозяйства занимают попы – диверсанты в рясах. Кроме антисоветской агитации, проводимой под прикрытием «христианской проповеди», отцы духовные не гнушаются никакими средствами в борьбе с советским строем. Они организуют контрреволюционные группы, устраивают диверсии, поджоги, состоят шпионами иностранных разведок, подготовляют террористические акты…
Трудно провести сколько-нибудь заметную грань между троцкистами, бухаринцами, эсерами, попами, кулаками и шпионами. Все они являются одинаковыми бандитами с большой дороги, верными псами фашизма и капитализма. И приговор им только один – смерть!» (Сб. Диверсанты в рясах. Горький, 1938).
Сталин в эти годы не выступает лично с антирелигиозными призывами, но, конечно, невозможно себе представить, чтобы без его согласия (а скорее всего, инициативы) вышла, например, брошюра П. Федосеева «И.В. Сталин о религии и борьбе с нею» (Воениздат, 1940). В этой брошюре, в частности, говорилось:
«Борьба с реакционной поповщиной является составной частью классовой борьбы с врагами социализма, с врагами народа. Товарищ Сталин подчеркивал, что наша агитационная работа должна быть поставлена по-большевистски. По-большевистски должна быть поставлена и антирелигиозная пропаганда… Неправильно было бы думать, что религиозные предрассудки могут исчезнуть в порядке самотека, что отмирание их произойдет стихийно… Товарищ Сталин разоблачил несостоятельность утверждения, что мы уже преодолели пережитки капитализма в сознании людей… Борьба с религиозными предрассудками, разоблачение поповщины есть один из участков борьбы за победу коммунизма».
Положение в корне изменилось, когда началась война. Силу Сталин уважал и с давлением обстоятельств считаться умел. Поворот сталинской политики по отношению к Церкви во время войны имел совершенно иной характер, чем национально-пропагандистские новшества 30-х годов. Изменение церковной политики во время войны было, во-первых, вынужденным, а во-вторых, реальным.
Отношение верующих к личности Сталина в большой мере определяется оценкой мотивов, вызвавших восстановление Церкви во время Великой Отечественной войны. Какими же могли быть эти мотивы? Рассмотрим их последовательно.
1. Требования союзников об улучшении положения религии в СССР.
Такое давление на Сталина, действительно, оказывалось – во всяком случае, со стороны общественности и президента США. Во время обсуждения в конце 1941 г. декларации «Объединившихся держав» Рузвельт категорически потребовал включения пункта о «свободе религии». Фактически это было одним из условий предоставления американской помощи по ленд-лизу. После некоторого сопротивления Сталин уступил (переговоры вели Гарриман в Москве и Литвинов в Вашингтоне). Однако для удовлетворения союзников достаточно было ограничиться эффектными демонстративными шагами в пользу Церкви: прекращением атеистической пропаганды, публикацией в печати положительных материалов о Церкви, отменой комендантского часа во время празднования Пасхи и т. п. Все это и было сделано уже в начале 1942 г.
2. Массовое открытие храмов на оккупированных территориях.
Вообще говоря, идеологическая стратегия фашизма состояла в раздроблении, извращении и, по возможности, ликвидации христианства, как одного из «порождений еврейства», и в замене его местными языческими культами. Однако из пропагандистски-тактических соображений оккупационные военные власти не препятствовали верующему населению открывать церкви. При освобождении этих территорий советской армией церкви оставлялись открытыми – в противном случае контраст был бы слишком разителен. Сохранились свидетельства о массовых крещениях русского населения во время оккупации. Так, некий игумен Георгий, проведя такие крестины в станице Кущевской Кубанской области в октябре 1942 года, спрашивал у верующих:
«Куда вы так спешите?» – На что получил характерный ответ: «Каждый день дорог, батюшка, может раньше, чем прибудет постоянный священник, опять наши придут и опять конец церкви…» (Русское возрождение. Париж. 1982. № 18. С. 113–117).
В связи с управлением большим количеством вновь открытых храмов Сталин встал перед проблемой восстановления церковной иерархии. Возможно, Сталину вначале импонировала национально-языческая ориентация фашизма, но постепенно, по мере того как обозначилось военное поражение Германии, его преклонение перед Гитлером стало ослабевать, и он стал искать новую идеологическую стратегию, более перспективную для своего дальнейшего личного возвышения.
3. Опасность возникновения русского национального движения, направленного против большевизма и Сталина.
Эта опасность персонифицировалась в лице генерала Власова, который настойчиво предлагал немцам сформировать мощную многомиллионную «русскую освободительную армию». В качестве необходимого условия он выдвигал создание самостоятельного русского правительства в эмиграции, которое вступило бы в союзнические отношения с Германией. Ряд свидетельств (см. «Хронология», 1942–1943 гг.) говорит о том, что Сталин рассматривал эту возможность как главный козырь в руках противника (аналогично немецкий командующий фон Бок считал предложение Власова «решающим для исхода всей кампании»). Гитлер, в конечном счете, отверг эту идею, но заранее рассчитывать на такую удачу Сталин не мог, тем более что немцами были предприняты крупные пропагандистские акции в пользу Власова. По-видимому, именно страх перед русским национальным движением, поддержанным немцами, стал главным мотивом для реального изменения церковной политики Сталина. Здесь уже нельзя было ограничиться декларативными мерами, здесь речь шла о действительной борьбе за массовое народное сознание. Поскольку одним из основных элементов программы Власова было восстановление национальной Церкви, то у Сталина оставался единственный выход – попытаться перехватить инициативу.
4. Личные религиозные мотивы Сталина: пробуждение в нем «страха Божия» под влиянием катастрофических неудач, чувства собственного бессилия и непомерной ответственности.
Такому движению души могло способствовать воспитание, полученное в детстве от верующей матери, и семинарское образование Сталина. Существует церковное предание о том, что к Сталину обратился с «пророчеством» и советами о ходе войны митрополит Гор Ливанских Илия (Антиохийская православная церковь). Мы приводим в «Хронологии» под 1942 г. выдержки из этого пророчества, широко ходившего среди верующих. Вопрос о достоверности этого текста и связанных с ним событий, в частности о его влиянии на Сталина, может быть выяснен только путем работы с государственными архивами, к которым мы не имели доступа. Косвенным подтверждением особо близких отношений митрополита Илии с советским правительством может служить исключительно пышный прием во время его визита в 1947 г., открытие в Москве подворья Антиохийской церкви в 1948-м (наряду с Сербским и Болгарским), активное участие Антиохийского патриархата во всех пропагандистских акциях Московской патриархии в послевоенные годы.
Можно ли допустить подобное религиозное движение души у такого человека, как Сталин? Мы думаем, что такую возможность исключить нельзя. Сталин не мог не знать, что Гитлер считает себя служителем каких-то могучих мистических сил, и мог прийти к выводу о необходимости как-то подражать и что-то противопоставить ему и в этом. Глубина, подлинность и мощь всенародного религиозно-нравственного подъема в годы Великой Отечественной войны свидетельствует о том, что действительно Дух Божий пришел на помощь народам России в тот критический момент, когда решалась судьба человечества.
