Прот. Польский:
«Врача тюремной больницы знали все… узники этой ужасной тюрьмы, переполненной сверх всякой меры преимущественно уголовными, но также в значительной степени и политическими. Хорошо знали и помнят того, за кем давно утвердилось прозвище ангела-хранителя этой тюрьмы.
…Перед ним, врачом, не раз исповедовались самые закоренелые и неисправимые рецидивисты-преступники…
Многие знали в Москве, что он спал на голых досках, что питался он тюремной пищей, что все свое жалованье он неизменно раздавал заключенным. Он поступал так не только при большевиках, но и ранее, при царском правительстве…
Владыка, еще будучи мирским, познакомился со святейшим патриархом Тихоном, которого глубоко чтил. Патриарх очень любил доктора Жижиленко и часто пользовался его советами. Их отношения со временем приняли характер самой интимной дружбы. По словам владыки Максима, святейший патриарх доверял ему самые затаенные мысли и чувства. Так, например, в одной из бесед святейший патриарх Тихон высказал владыке Максиму (тогда еще просто доктору) свои мучительные сомнения в пользе дальнейших уступок советской власти. Делая эти уступки, он все более и более с ужасом убеждался, что предел «политическим» требованиям советской власти лежит за пределами верности Христу и Церкви. Незадолго же до своей кончины святейший патриарх высказал мысль о том, что, по-видимому, единственным выходом для Русской Православной Церкви сохранить свою верность Христу будет в ближайшем будущем уход в катакомбы. Поэтому патриарх Тихон благословил профессора доктора Жижиленко принять тайное монашество, а затем, в случае если в ближайшем будущем высшая церковная иерархия изменит Христу и уступит советской власти духовную свободу Церкви, – стать епископом.
Михаил Александрович выполнил волю покойного патриарха Тихона и в 1927 г., когда митр. Сергий издал свою известную декларацию, – принял тайное монашество с именем Максима».
Тайно хиротонисан в феврале 1928 г. митр. Иосифом и еп. Димитрием в Ленинграде во еп. Серпуховского (митр. Мануил).
Пользовался огромным авторитетом в Серпухове и соседних городах. Известен как «Таганский старец». Ему приписывается авторство послания духовенства и мирян г. Серпухова, в котором митр. Сергий оценивается как продолжатель обновленчества, а также «Молитвы о Св. Церкви», получившие среди верующих название «Молитвы относительно большевиков».
Польский сообщает, что сохранилась часть переписки духовной дочери еп. Максима с о. Романом Медведем (Москва), которая когда-нибудь «послужит образцом величия и духовной красоты той исторической трагедии, которая выпала на долю Церкви в самые тяжелые дни ее испытаний» (Прот. Польский не сообщает, почему переписка не опубликована на Западе. – Л.Р.).
Арестован в середине 1929 г. Три года Соловков.
Рассказ врача проф. И.М. Андреева (у Польского):
«Новоприбывший коллега был высокого роста, богатырского телосложения, с густой серой бородой, седыми усами и бровями, сурово нависшими над добрыми голубыми глазами. Каждого вновь поступающего врач-епископ исследовал очень подробно, и первая запись в истории болезни всегда бывала огромной. Кроме основного диагноза главного заболевания, доктор Жижиленко всегда писал диагноз всех сопутствующих заболеваний и давал подробное заключение о состоянии всех органов. Его диагнозы всегда были точны и безошибочны… При последующих обходах, казалось, мало обращал на него (больного) внимания и задерживался у койки не более минуты, щупая пульс и пристально глядя в глаза.
…Умирали больные всегда на его руках. Казалось, что момент наступления смерти был ему всегда точно известен. Даже ночью он приходил внезапно в свое отделение к умирающему за несколько минут до смерти. Каждому умершему он закрывал глаза, складывал на груди руки крестом и несколько минут стоял молча, не шевелясь. Очевидно, он молился. Меньше чем через год мы, все его коллеги, поняли, что он был не только замечательный врач, но и великий молитвенник.
Ко времени прибытия владыки Максима на Соловках были следующие епископы-«иосифляне»: еп. Виктор Глазовский, еп. Иларион, вик. Смоленский и еп. Нектарий (Трезвинский). К «сергианам» же принадлежали: архиеп. Антоний Мариупольский и еп. Иоасаф (кн. Жевахов). Менее яростным, но все же «сергианцем», был архиеп. Иларион Троицкий, осуждавший декларацию митр. Сергия, но не порвавший общения с ним, как «канонически правильным» первосвятителем Русской церкви.
…Епископы Виктор, Иларион (Смоленский) и Нектарий довольно быстро нашли возможность не только встретиться, но и сослужить с владыкой Максимом на тайных катакомбных богослужениях в глуши Соловецких лесов.
…Всех арестованных по церковным делам (а таковых, по официальной секретной статистике, в 1928–1929 гг. в Соловках было до 20 %) при допросах обязательно спрашивали, как они относятся к «нашему» митрополиту Сергию, возглавляющему «Советскую Церковь». При этом ликующие следователи-чекисты со злорадством и сарказмом доказывали строгую «каноничность» митрополита Сергия и его Декларации, которая «не нарушала ни догматов, ни канонов».
…Несмотря на чрезвычайные строгости режима, рискуя быть запытанным и расстрелянным, владыки Виктор, Иларион, Нектарий и Максим не только часто служили в лесах острова, но и совершали тайные хиротонии нескольких новых епископов. Совершалось это в строжайшей тайне даже от самых близких.
Тайных катакомбных «храмов» у нас в Соловках было несколько, но самыми «любимыми» были два: «Кафедральный Собор» во имя Пресв. Троицы и храм во имя св. Николая Чудотворца. Первый представлял собою небольшую поляну среди густого леса в направлении на командировку «Саватьево». Куполом этого храма было небо. Стены представляли собою березовый лес… Храм же св. Николая находился в глухом лесу в направлении на командировку «Муксольма». Он представлял собою кущу, естественно созданную семью большими елями…
(О будущем): «Владыка Максим… оставался пессимистом или, как он сам себя определял словами К. Леонтьева, «оптимистическим пессимистом». Приближается трагический конец мировой истории, а потому, по слову Господню, надо «восклонить головы» в ожидании непременного торжества Христовой правды…»
(Пасха): «Белая соловецкая ночь была на исходе. Нежное розовое соловецкое пасхальное утро играющим от радости солнцем встречало монастырь-концлагерь, пре вращая его в невидимый град Китеж и наполняя наши свободные души тихой нездешней радостью. Много лет прошло с тех пор, а благоухание об этом нежном пасхальном утре незабываемо живо, словно это было вчера. И сердце верит, что между нами тогда был святой…» Расстрелян в декабре 1930 г.
V. Викторианская (вятская) группа
Еп. Виктор (Островидов)
Окончил Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия.
Пострижен в монашество во время учения в академии. По окончании академии состоял иеромонахом Иерусалимской духовной миссии, с 13 января 1909 г. – смотрителем Архангельского духовного училища.
22 сентября 1910 г. назначен настоятелем Зеленецкого монастыря Петроградской епархии с возведением в сан архимандрита. Управлял монастырем до самой революции. Был наместником Александро-Невской лавры.
