Бжезинский не был против подхода Никсона/Киссинджера к Китаю, и ему даже нравилось влияние, которое этот подход оказал на Советский Союз. Но при этом ему было что критиковать. В 1971 году он предположил, что противодействуя вступлению Китая в ООН и заранее настроившись на него, администрация Никсона упустила возможность сохранить место для тайбэйского режима Чан Кайши. Он сетовал на то, что Никсон нарушил дух принципа взаимных консультаций с Японией, скрыв от Токио своё стремление нормализовать отношения с Китаем, и предвидел осложнения в японо-американских отношениях, которые могли привести к превращению двух союзников в двух противников. В статье 1972 года он высказывал беспокойство о том, что Никсон и Киссинджер воображают, что треугольник Вашингтон – Пекин – Москва может функционировать подобно треугольнику США – Европа – Япония и что они слишком много вкладывают в отношения с Китаем и Советским Союзом в ущерб отношениям с Японией и американскими союзниками в Европе. Он опасался, что их попытки создать равновесие сил в Азии нереалистичны. И всё же, за их политику в отношении Китая он поставил им неплохую оценку «B»: «хорошо» за торговлю и поездки, средне за собственно вопрос с ООН.
Бжезинский был убеждён, что гораздо более важным для Вашингтона остаётся треугольник США – Европа – Япония. В 1971 году при финансировании Фонда Форда он провёл полгода в Японии, оценивая её развитие, политику и меры по обеспечению безопасности в свете интересов Соединённых Штатов. В своём итоговом исследовании, озаглавленном «Хрупкий цветок», он призывал к более реалистичному взгляду на Японию и к более тесному союзу с ней, особенно из-за её интереса к Китаю и её желания осваивать китайский рынок
[148]. В 1973 году при содействии Дэвида Рокфеллера была создана Трёхсторонняя комиссия, в основу которой были заложены как раз многие выводы исследования Бжезинского.
Вскоре после этого Бжезинский призвал к расширению отношений с Китаем. Он хотел, чтобы Соединённые Штаты предоставили Китаю помощь, благодаря которой тот мог бы противостоять Советскому Союзу – например, усовершенствованные системы связи. Усиление Китая, утверждал он, способствовало бы установлению более стабильных отношений между Соединёнными Штатами и Советским Союзом. Даже ставя администрации Никсона оценку «А» за улучшение политики по Китаю, Бжезинский считал, что Никсон работает в этом направлении не в полную силу, поскольку слишком заботится о поддержании политики разрядки. А потом настала очередь самого Бжезинского.
После победы на выборах 1976 года Никсон назначил его своим советником по национальной безопасности. Во время кампании Бжезинский инструктировал его по вопросам международной политики и завоевал доверие. На пост генерального секретаря Картер назначил Сайруса Вэнса. Когда Уильяма Банди, в то время редактора издаваемого Советом по международным отношениям журнала «Форин афферс», спросили, отодвинет ли Бжезинский на второй план Вэнса в сфере внешней политики, Уильям ответил, что Сайрус никогда этого не позволит
[149]. Но он недооценил Бжезинского.
Любой честолюбивый советник по национальной безопасности, заседающий в Белом доме и имеющий лёгкий доступ к президенту, обладает огромными преимуществами, пожелай он состязаться с государственным секретарём. Бжезинский, несомненно, был честолюбивым и считал, что Вэнс занимает неправильную позицию, высказывая излишний оптимизм по поводу политики разрядки в отношении Советского Союза и упуская возможность усилить давление на Москву
[150]. Вэнс отдавал приоритет отношениям с Советским Союзом, а не с Китаем. Бжезинский придерживался противоположных взглядов: сотрудничество с китайцами позволит легче достичь благоприятных для Соединённых Штатов соглашений с СССР.
Поначалу Бжезинский сомневался, полагая, что возможно обеспечить стратегическое сотрудничество с Китаем без дипломатических формальностей. Но когда он понял, что это невозможно, то стал стремиться к заключению таких формальностей. Пока он ещё не убедил президента в том, что политика по отношению к Китаю должна исходить от Совета национальной безопасности (СНБ), ему оставалось только наблюдать за поездкой Вэнса в Китай в августе 1977 года. В инструкции Вэнса входило настаивать на официальных отношениях с Тайбэем в той или иной форме – например, в виде учреждения консульства. У него были полномочия и на большее – к этому его подталкивал его заместитель Ричард Холбрук, – но Вэнс сдержался; возможно, он не желал поставить под угрозу ратификацию договора по Панамскому каналу в сенате США. Китайцы пришли к мнению, что он отходит от позиций Никсона и Киссинджера. Миссия Вэнса провалилась.
Стремясь к личному триумфу и смене стратегии в отношении Советского Союза, Бжезинский убедил Картера, что за Китай взяться должен он. В арсенале у него был очень важный сотрудник – Майкл Оксенберг, протеже Барнетта и один из ведущих специалистов по Китаю того времени. Оксенберг считался не только блестящим аналитиком, но и умел отстаивать интересы своего ведомства, отточив своё мастерство в академических баталиях. Холбрук, занимавший примерно ту же позицию в Госдепартаменте, обладая не меньшими умениями и целеустремлённостью, всё же не знал Китай так хорошо, как Оксенберг, и, в отличие от того, не имел связей с китайскими чиновниками. Оксенберг постоянно опережал его в маневрировании, часто лишая его важной информации. С помощью Оксенберга Бжезинский установил свои контакты с Китаем – в частности, добился того, что его пригласили в Пекин. Это приглашение, в свою очередь, придало ему политических очков. «Я надавил на [американскую] бюрократию в сторону… более благоприятного отношения к поставкам потенциально военных технологий в Китай», – писал он позже. «Пользуясь своим авторитетом, я распорядился, чтобы китайцам предоставили конспект НАТО по глобальным стратегическим проблемам, и таким образом установили с ними негласную связь по вопросам безопасности»
[151]. «Китайцы, которым хорошо была известна его позиция по Советскому Союзу, настроились на его поддержку»
[152].
Как только китайцы выразили свою готовность принять его, Бжезинский получил и разрешение на поездку от Картера. Он сообщил Леонарду Вудкоку, возглавляющему отдел по связям в Пекине, что не намерен вести переговоры и собирается только обсудить глобальную политику администрации, её стратегию в отношении Советского Союза и другие подобные вопросы. Он признал, что двусторонние отношения и их нормализация входят в компетенцию Вэнса и Вудкока, но были подозрения, что Бжезинский собирается подражать Киссинджеру. Советники предупреждали только что избранного президента Картера, что Бжезинский будет слишком самоуверенным, прямолинейным и любящим поспорить советником по национальной безопасности и что политика по отношению к Китаю станет для него поводом продемонстрировать свою компетентность, активность и энтузиазм. Стэнли Хоффманн из Гарварда – критик внешней политики как Киссинджера, так и Бжезинского, его бывших коллег, – жаловался также на чрезмерную активность Картера и Бжезинского, на их склонность «говорить сейчас, а думать позже»
[153]. Вэнса также тревожила растущая самостоятельность Бжезинского, и он был против его поездки в Китай.
