Удачное завершение процесса нормализации имело необычайно важное значение по той причине, о которой Бжезинский не уставал повторять: она невероятно усилила позицию США в Восточной Азии в частности и в противостоянии с СССР в целом. Вряд ли бы Вэнс или Картер смогли довести дело до конца без Бжезинского. Более того, ему удалось сделать то, что не смог сделать Киссинджер. На заре его карьеры коллеги Бжезинского называли его блестящим, но непостоянным – блестящим всё время, но правым в половине случаев. По поводу улучшения отношений с Китаем он был, безусловно, прав. С другой стороны, он пошёл на значительные уступки и сомнительные шаги. Бжезинский уж слишком рьяно был готов отказаться от Тайваня, не обращал внимания на нарушения прав человека в Камбодже и самом Китае, не консультировался как следует с Конгрессом и после нормализации очень сурово отнёсся к Вэнсу.
К концу срока работы администрации Картера Бжезинский подвергался ужесточавшимся нападкам прессы, в основном по вопросам, в которых у него были разногласия с Вэнсом. Лесли Гелб, служивший под началом Вэнса, объяснил читателям «Нью-Йорк таймс» это противостояние следующим образом: Вэнс сражается честно, а Бжезинский – уличный боец. Он утверждал, что Бжезинский перед Картером по-своему интерпретирует слова Вэнса. Печатавшийся в «Нью-Йорк таймс» комментатор Энтони Льюис даже задавал Картеру вопрос, почему он сохраняет при себе Бжезинского – человека, «имеющего за плечами список глупостей, не пользующегося доверием за рубежом и сеющего распри дома». Но по крайней мере одним своим крупным внешнеполитическим успехом – восстановлением дипломатических отношений с Китаем – администрация Картера была обязана Бжезинскому
[172].
Оставив свой пост в администрации после выборов Рональда Рейгана, Бжезинский по-прежнему пользовался доступом к средствам массовой информации для выражения своих взглядов. Он поддерживал решение администрации Рейгана о поставках вооружений в Китай, утверждая, что КНР является частью новой глобальной коалиции, сдерживающей экспансию Советского Союза. Риторика Пекина, сваливающая в одну кучу США и СССР, как стремящиеся к гегемонии державы, которым нужно дать отпор, вроде бы ставила под сомнение такое предположение. Но Бжезинский игнорировал риторику, утверждая, что она не соответствует реальной политике и реальным действиям Китая. В то же время его тревожило сближение Рейгана с Тайванем. Были основания предполагать, что администрация может продать планы Тайбэю, чего он не допускал в годы Картера. Намерены ли Рейган и его советники вернуться к политике «двух Китаев»? По крайней мере, такое впечатление могло создаться у Дэна. Когда госсекретарь Джордж Шульц продемонстрировал, что КНР для него не так важна, как для Бжезинского или Киссинджера, пойдя на конфронтацию по поводу экспорта текстиля и политики в отношении Тайваня, Бжезинский подверг его критике. Он заявлял, что к Китаю нужно относиться как к партнёру. Он советовал не давать Советскому Союзу поводов вбить клин между Пекином и Вашингтоном.
В 1988 году Рейган и Михаил Горбачёв вместе работали над ослаблением напряжённости между Соединёнными Штатами и Советским Союзом. Широко было распространено мнение о том, что Горбачёв представляет собой новый тип советского руководителя, решившего покончить с холодной войной. Историки позже будут хвалить Рейгана за его открытость в ответ на предложения Горбачёва. Но для Бжезинского мир и стабильность несли отношения с Китаем, позволявшие американцам воспринимать СССР не в таком зловещем свете.
Резня на площади Тяньаньмэнь в 1989 году потрясла Бжезинского. Он продолжал верить в необходимость интеграции Китая в мировое сообщество, но призывал администрацию Джорджа У. Буша, заявив о том, что она будет оказывать помощь только тому Китаю, который уважает свой народ. Никакой помощи репрессивному режиму не будет. Он выразил надежду, что после трагедии китайское руководство поймёт, что деспотичное правительство приводит к социально-экономической катастрофе. К весне 1990 года Бжезинский присоединился к лагерю тех, кто ратовал за лишение Китая статуса страны наибольшего благоприятствования для экспорта. Он заявлял, что Пекин следует наказать за его репрессивную и авторитарную политику. Когда в 1993 году демократы вернули себе контроль над Белым домом, Бжезинский, не скрывая своего убеждения в важности отношений с Пекином, поддержал идеологическую линию Клинтона, критикуя китайское правительство за его жестокое подавление протестов на площади Тяньаньмэнь и в других регионах страны. Он потребовал от Вашингтона воздержаться от помощи Китаю в случае сохранения репрессивного режима. После окончания холодной войны и распада Советского Союза ему было легче отказываться от своих убеждений в необходимости укрепления Китая, и он выражал некоторую озабоченность соблюдением прав человека в КНР.
Администрация Клинтона быстро поняла, что китайцы не пойдут ни на какие уступки в вопросах соблюдения прав человека в общем и в отношении политических диссидентов в частности. Угрозы лишить Китай статуса наибольшего благоприятствования оказались напрасными. Желая найти средний путь между «реалистичной» политикой Бжезинского и Киссинджера, подчёркивающими важность сохранения хороших отношений с Китаем и сделанными в ходе кампании обещаниями прекратить заигрывать с «мясниками из Пекина», госсекретарь Уоррен Кристофер попросил Бжезинского и Киссинджера, как «друзей Китая», сообщить своим контактным лицам, что на определённые уступки в сфере прав человека всё-таки придётся пойти
[173]. Но китайцы, уверенные в том, что американские деловые интересы не позволят администрации отменить статус наибольшего благоприятствования, стояли на своём; из-за этого Кристофер Уоррен, приехавший в Пекин требовать уважения к правам человека, даже был поставлен в неловкое положение. В конце концов администрация сдалась, а китайцы продолжили пользоваться привилегиями статуса наибольшего благоприятствования.
В течение президентского срока Клинтона Бжезинский вновь стал прямо говорить о необходимости укрепления отношений с Китаем, особенно когда сравнивал Китай с Россией. Он утверждал, что КНР, основная военная и экономическая держава, больше России заслуживает, чтобы её включили в «Большую семёрку». Он настаивал на том, что Китай не враг и не угроза интересам США и что наиболее важные двусторонние отношения у Америки как раз с Китаем. К восхищению председателя Китая Цзян Цзэмина, Бжезинский высказывал мнение, что китайцы активнее американцев стремятся найти точки сближения и преодолеть растущие разногласия. Он сообщал, что Пекин тревожит растущее военное сотрудничество США с Японией. В 1999 году Бжезинский раскритиковал «теорию двух государств» тайваньского президента Ли Дэнхуэя как попытку легитимизировать постоянное разделение Китая. Он никогда не отказывался от своих взглядов, согласно которым интересы Тайваня имеют второстепенное значение перед потребностью Америки в хороших отношениях с Пекином
[174].
