В октябре 1984 года в водохранилище был обнаружен труп священника Ежи Попелушко, смелого и активного сторонника «Солидарности». Вскрытие показало, что перед смертью священник был жестоко избит. Ярузельский поспешил дистанцироваться от этого зверского убийства и распорядился провести публичное расследование, в результате которого члены польской тайной полиции получили длительные тюремные сроки. Обвиняемые утверждали, что приказы поступали «с самого высокого уровня», под которым большинство поляков подразумевало советский КГБ.
12 марта 1985 года радио «Москва» прервало музыкальную передачу, чтобы сообщить о выборе на должность генерального секретаря КПСС Михаила Горбачёва, молодого и энергичного функционера, который, казалось, искренне хотел покончить с застоем и коррупцией в Советском Союзе. Он принадлежал к новому поколению, пришедшему во власть, когда сталинские репрессии и Вторая мировая война считались уже историей. В лексиконе холодной войны прочно укоренились два русских слова: «перестройка» и «гласность», означавшие реформацию системы и её открытость. Изначально Бжезинский скептически относился к новому лицу в Москве. Пусть даже Горбачёв и искренен в своём добродушии, замечал он, но проблемы Советского Союза носят системный характер и глубоко укоренены в ленинской догматике и семидесятилетней однопартийной коррумпированной диктатуре. «Не стоит слишком пристально смотреть на костюм, на то, как он держится, на то, как он машет западным корреспондентам или на то, что его жена носит сумочку от Gucci, – сказал Бжезинский. – Нужно смотреть на то, какие взгляды он поддерживает и какова была его карьера»
[195].
Но более гибкое мышление Горбачёва действительно предоставило новые возможности Польше. Бжезинский пытался по своим каналам устроить встречу с Ярузельским – чтобы проверить, какова ситуация в польском руководстве. Ян Новак, фактический директор Польско-американского конгресса и друг Бжезинского, отговаривал его. «Мне не нравилась идея этой встречи, – вспоминал Новак. – На самом деле я даже активно выступал против. Я опасался, что Ярузельский попытается воспользоваться ею, как тактическим знаком одобрения военного положения». Позже Новак передумал. «Это была не светская встреча. Бжезинский знал эти системы лучше всех остальных на Западе – как и знал трагическую историю восстаний в Восточной Европе… Так что он использовал Ярузельского, как мостик к польскому руководству. Не для умиротворения – это не был его стиль – а для попытки воспользоваться этим мостиком для мирной эволюции системы… И он хотел донести один важный пункт: взрыв насилия в Восточной Европе отбросит назад всё, включая реформы Горбачева, что не было ни в чьих интересах»
[196].
В сентябре 1985 года Ярузельский прибыл в Нью-Йорк, чтобы выступить в ООН. «Я прилетел в Нью-Йорк, потому что мы – члены Организации Объединённых Наций, – сообщил он по прибытии в аэропорт имени Кеннеди. – На этот раз я прибыл лично, потому что Польша хочет принимать участие в главном процессе современности – сохранении мира». Ярузельский также дал несколько интервью, в которых выглядел вполне добродушным, хотя его и вывело из себя едкое замечание министра обороны Уайнбергера о том, что он «польский генерал в советской униформе». Конечно, примерно то же думали о Ярузельском и многие американские поляки – для них он был ненавистным военным, подавившим движение «Солидарности» четырьмя годами ранее. На протяжении всего визита его сопровождали группы протестующих с плакатами, а в Нью-Йорке перед советским дипломатическим представительством на пересечении 67-й улицы и Лексингтон-авеню гневные горожане устроили пикет.
В общении с Ярузельским Бжезинский придерживался осторожности. Они вместе обедали в Радужной комнате – знаменитом ресторане, оформленном в стиле ар-деко и расположенном на шестьдесят восьмом этаже Рокфеллеровского центра. Среди собравшихся были Дэвид Рокфеллер и Лоуренс Иглбергер, бывший чиновник из администрации Рейгана, который довольно благосклонно относился к польскому генералу – по крайней мере, до того, как тот ввёл военное положение. Ярузельский был без своих обычных тёмных очков. Он восхитился роскошной панорамой на Нью-Йорк и сказал одному из помощников, что ожидал увидеть больше смога в логове порока и капитализма. «Можно даже сказать, что он был впечатлён, – прокомментировал помощник этот сомнительный комплимент. – Конечно, с такой высоты город выглядит не так отталкивающе». При встрече Ярузельский передал Бжезинскому большой пакет, в котором находились письма и документы его отца, проходившего службу во время советско-польской войны 1920 года. «Он сказал, что это некоторые «семейные материалы», – вспоминал Бжезинский. – А я довольно глупо спросил: «Как вы нашли эти документы?» И сразу же понял, что они из моего досье»
[197].
На протяжении всей встречи они обсуждали состояние дел в коммунистическом мире. Бжезинский описывал ситуацию в Польше без прикрас. Советский Союз двигался против исторического течения. Горбачёв предпринимал попытку реформировать сверху донизу систему, остававшуюся однопартийной диктатурой, что могло иметь непредвиденные последствия. «Солидарность» же, напротив, представляла собой органичное сопротивление масс снизу. Она формировала параллельное общество, которое могло бы стать реальной альтернативой коммунистической партии. Если бы поляки пошли на политический компромисс, то могли бы предоставить надежду и для других восточноевропейских стран. И Ярузельскому стоит над этим подумать, потому что нет никаких гарантий, что Горбачёв задержится надолго, как и его реформы
[198].
Через несколько лет Ярузельский вспоминал встречу с Бжезинским в Нью-Йорке так: «Бжезинский был заклятым врагом. Так что наша встреча в каком-то смысле выглядела странно. Но она была и полезной, потому что мы оба хотели избежать восстания. В конце концов, он был поляком, он родился в Польше и знал нашу романтическую историю и историю трагических восстаний. Его это очень беспокоило, и он рассматривал переговоры как возможность альтернативного варианта»
[199].
В июне 1986 года газета «Вашингтон пост» опубликовала на первой полосе статью о значительных переменах в Польше. Впервые польское правительство раскрыло роль полковника Рышарда Куклинского в передаче военных планов Польши ЦРУ. Представитель Ярузельского настаивал на том, что это доказательства того, что ЦРУ предало «Солидарность». Он утверждал, что копии планов о введении военного положения лежали на столе Рейгана несколько недель, и всё же Соединённые Штаты никак на них не отреагировали. «Администрация США могла бы обнародовать эти планы и предупредить тем самым «Солидарность»». В этом случае введение военного положения могло бы стать невозможным», – заявил представитель правительства.
