В мае 1977 года появился новый ключевой игрок – избранный премьер-министром Израиля убеждённый консерватор Менахем Бегин. Картер начал постепенно сбавлять обороты и пообещал Бегину, что не станет больше предлагать Израилю с небольшими изменениями вернуться к границам 1967 года и не будет призывать к созданию «палестинского хоумленда». В ответ Картер попросил Бегина удержаться от создания поселений, но в августе правительство Бегина объявило о создании ещё трёх поселений – так начался новый раунд битвы, продолжавшейся тридцать пять лет.
Картер продолжал подталкивать арабов и израильтян к женевской мирной конференции и всеохватывающим переговорам, в том числе и в американо-советском «совместном заявлении» от 17 октября 1977 года, раскритикованном израильтянами и их сторонниками в США. Чтобы ослабить давление на Израиль, Бжезинский подчеркнул тот факт, что ООП не сможет участвовать в женевской конференции, если не согласится принять резолюцию Совета Безопасности ООН 242 – тем самым заодно принимая право Израиля на существование
[275].
Но коренным образом процесс мирного урегулирования изменила не разработанная Бжезинским схема переговоров при посредничестве сверхдержав, а мечта Анвара Садата освободиться от советского покровительства и вернуть Синай благодаря своей собственной дипломатии. Предполагаемое место проведения переговоров изменилось – «Не Женева, а Иерусалим», как называется одна из глав мемуаров Бжезинского – а основным пунктом переговоров стало заключение сепаратного мира между Израилем и Египтом. В начале ноября Садат проинформировал Белый дом о том, что он «готовится посетить Иерусалим, чтобы провести переговоры о мире с израильтянами»
[276].
Садат осуществил свой смелый замысел и посетил Иерусалим 20 ноября 1977 года, тем самым разрушив весь план Бжезинского относительно широких переговоров. Обсуждения палестинского вопроса и других условий общего мира продолжались, но основные действия теперь проходили на египетско-израильском дипломатическом фронте. Теперь в центре всеобщего внимания находился Садат, как он и надеялся, а Джимми Картер выполнял роль его советника и посредника. И хотя это стало очевидным лишь более чем через год, отважный шаг Садата по сути означал, что обозначенная Бжезинским цель решения палестинской проблемы была отложена в долгий ящик.
К концу первого года президентского срока Картера Бжезинский в письменном виде дал оценку его политики в отношении Ближнего Востока. Её стоит процитировать вкратце хотя бы из-за искренней самокритики: «Наиболее противоречивый пункт вашего подхода – это идея создания палестинского «хоумленда»… К осени [1977 года] она вызвала очень сильную внутреннюю реакцию… Будет справедливым утверждать, что палестинский вопрос был представлен на рассмотрение слишком рано и без обоснованного внимания к перспективам. В результате мы утратили поддержку своей политики внутри страны, причём в самое неблагоприятное время для попыток мирного урегулирования»
[277].
Импульс визита в Иерусалим привёл Садата и Бегина к переговорам в Кэмп-Дэвиде в сентябре 1978 года и в конечном итоге выразился в подписании мирного договора между Египтом и Израилем в марте 1979 года. История этого договора неоднократно и подробно описана и находится за пределами охвата этой статьи. Что касается американской стороны, то это было шоу одного человека, Джимми Картера, а советник по национальной безопасности играл второстепенную роль. Переговоры отражали любопытную динамику: Садат в своём окружении был единственным, кто действительно хотел заключить мир с Израилем; Бегин, напротив, был единственным представителем Израиля, который, похоже, искренне сомневался в необходимости подписания мирного договора с арабским государством. В центре находился Картер, играя роль своего рода брачного консультанта, проповедника и дипломатического посредника.
Но Бжезинский в Кэмп-Дэвиде был фигурой если и не ключевой, то заметной. Дух дипломатической игры того времени был запечатлён в известной фотографии, на которой он и Бегин играют в шахматы возле апартаментов израильского премьер-министра. Согласно версии Бжезинского, хитрый Бегин перед началом игры заявил, что впервые берёт в руки фигуры с 1940 года, когда его последняя игра была прервана пришедшей его арестовывать советской тайной полицией. Чуть позже мимо них прошла супруга Бегина, заметившая: «Менахем любит играть в шахматы»
[278].
Настоящая игра в Кэмп-Дэвиде проходила под видом прелюдии к более широкому урегулированию. Перед началом переговоров Картер сказал Бжезинскому, что планирует «пройти весь путь»
[279]. Но этому не суждено было случиться, как Бжезинский вспоминает в своих мемуарах: «Связь между египетско-израильскими договорённостями и переговорами по Западному берегу и сектору Газа, которая была заявлена в начале Кэмп-Дэвида, как наиболее важная цель, так и не была достигнута, в большой степени из-за того, что Картер под конец согласился на более туманные формулы Бегина»
[280].
Хотя перед формальным заключением мирного договора между Египтом и Израилем в следующем году Картер и продолжал упоминать палестинский вопрос, Бжезинский сейчас признаёт, что «он превратился в фиговый листок»
[281]. Как он пишет в своих мемуарах: «Кэмп-Дэвид произвёл впечатление, что сепаратный мир между Египтом и Израилем приемлем как для Египта, так и для Соединённых Штатов»
[282].
Основной движущей силой этих переговоров были личные интересы двух сторон. В воспоминаниях 2012 года Бжезинский выразил их динамику следующим образом: «Садат хотел вернуть Синай без всяких компромиссов. Израильтяне хотели подорвать арабскую коалицию, так, чтобы она никогда больше не образовывалась». В результате договора обе стороны получили, что хотели, но он настолько отложил заключение соглашения по Палестине, что все стороны утратили веру в успешный исход мирных переговоров.
В последующие годы Бжезинский утверждал, что вместо того чтобы обвинять Садата, арабам следовало ухватиться за предоставляемую Кэмп-Дэвидом возможность и настоять на рассмотрении палестинского вопроса. Такой аргумент он выдвинул в интервью 1984 года с палестинским журналистом Гассаном Бишарой, опубликованном в журнале «Джорнал оф Палестин стадис»: «Более мудрой стратегией для арабов было бы постараться расширить мирный процесс за пределы израильско-египетских договорённостей… Если бы арабы тем или иным образом пожелали вступить в процесс переговоров, инициированных Садатом, то мистеру Бегину было бы труднее поддерживать патовую ситуацию в палестинском вопросе»
[283].
