Гарвард, в который поступили Киссинджер и Бжезинский – в 1947 и 1950 годах соответственно, – уже не был сонным элитным учебным заведением из Лиги Плюща. Он стал ярким воплощением концепции Университета холодной войны
[10]. В результате послевоенного разделения мира на два враждующих лагеря и начала холодной войны Соединённые Штаты вдруг обнаружили, что им крайне необходимы высокообразованные специалисты в самых разных областях, от ядерной физики до экономики и иностранных языков – чтобы разрабатывать ядерные бомбы, развивать экономику стран третьего мира и управлять далёкими территориями. Как следствие, правительство обратило внимание на университеты, щедро выделяя федеральные деньги таким заведениям, как Гарвард, Колумбия и Стэнфорд. В результате обильных финансовых потоков ведущие университеты превратились в мощные исследовательские институты (иногда в ущерб преподавательской деятельности), обеспечив внушительный прорыв Соединённых Штатов во многих сферах. Финансирование также изменило сам характер академической работы: «Свободный университет, по исторической традиции источник свободных идей и научных открытий, пережил революцию», – говорил президент Эйзенхауэр в своём известном прощальном обращении 1961 года, в котором предупреждал об опасности усиления военно-промышленного комплекса. «Перспектива подчинения ученых страны федеральному диктату, выделения средств под проекты и утверждения власти денег существует постоянно, и ее следует рассматривать со всей серьезностью»
[11].
Именно против таких «скомпрометировавших себя кампусов» с федеральным денежным довольствием и тесными связями с правительством протестовали бунтовавшие студенты 1960-х
[12]. Но для Киссинджера и Бжезинского Университет холодной войны с его прямым сообщением с Вашингтоном и ориентацией на политические исследования стал идеальным местом для раскрытия потенциала. Объём знаний в них определяли потребности ведения войны или сохранения мира в удалённых странах, знания разных языков и проведения междисциплинарных исследований, посвящённых конкретному региону. В 1946 году в Колумбийском университете при финансовой поддержке Фонда Рокфеллера открылся Русский институт, директором которого стал бывший сотрудник Управления стратегических служб Джероид Робинсон. В 1948 году Русский центр открылся в Гарварде при финансовой поддержке корпорации Карнеги и федерального правительства (включая ВВС, Государственный департамент и Центральное разведывательное управление)
[13]. Летом 1950 года, когда выпускник Университета Макгилла Бжезинский из-за нехватки денег не мог себе позволить поступить в Гарвард, Мерл Фейнсод предложил ему работу стажёра-ассистента у Алекса Инкелеса, известного социолога из «Русского исследовательского центра», благодаря чему у Бжезинского появилась возможность отправиться в Кембридж, штат Массачусетс
[14]. Там Бжезинский провёл целое десятилетие, получив в 1953 году степень доктора наук и став научным сотрудником, а позже и аналитиком центра, всегда участвовавшим в его общих исследовательских проектах
[15]. Там он не только защитил опубликованную в 1956 году диссертацию («Постоянная чистка»), но также в соавторстве с Карлом Фридрихом выпустил посвящённое тоталитаризму исследование (1956), сделавшее его заметной фигурой в советологии, и подготовил первое издание своей самой важной работы «Советский блок: единство и конфликт» (1960)
[16].
Киссинджер же воспользовался тем, что исследования международных отношений оформились в отдельную дисциплину с упором на реализм и особенным вниманием к формированию образа Америки за рубежом. В 1950–1951 годах Эллиот и Киссинджер основали упомянутый выше Международный семинар, целью которого было противостоять идеологическому влиянию коммунизма тем, чтобы собрать сорок молодых студентов и общественных деятелей из Европы и Азии, которые бы посещали занятия в Гарварде и проводили летние встречи в Вашингтоне
[17]. Финансовую поддержку как семинара, благодаря которому Киссинджер завёл множество пригодившихся ему впоследствии полезных связей, так и сопровождавшего его журнала «Конфлуэнс» («Слияние»), в котором публиковались известные интеллектуалы (Рейнгольд Нибур, Раймон Арон, Джеймс Бёрнхем, Ханна Арендт)
[18], оказывали частные фонды и ЦРУ – этот факт получил огласку только в 1960-х годах. Так велась типичная борьба за умы и сердца эпохи холодной войны.
Университет холодной войны также стал инкубатором многих исследовательских центров, посвящённых международным отношениям, исследования в которых велись с уклоном в политику. Как Киссинджер, так и Бжезинский были вовлечены в создание Центра международных отношений при Гарвардском университете (CFIA, позже WCFIA) в 1958 году
[19]. За рождением центра при содействии Фонда Форда наблюдал Макджордж Банди, декан факультета наук и искусств. Он предложил стать деканом центра Роберту Боуи, директору Совета планирования Государственного департамента в 1953–1957 годах; восходящей звезде Киссинджеру Банди предложил стать заместителем декана. Оба сразу же не поладили между собой, и их противостояние стало легендой
[20]. При этом Боуи искренне нравился более молодой Бжезинский, который в 1958–1960 годах работал над своей книгой «Советский блок» при содействии как «Русского исследовательского центра», так и CFIA; при этом он находил время на общение с зарубежными гостями, приезжавшими по приглашению Боуи и Киссинджера каждый учебный год. CFIA был довольно впечатляющим местом: в конце 1950-х и в начале 1960-х здесь можно было встретить таких людей, как Томас Шеллинг, Сэмюэл Хантингтон, Стэнли Хоффман, Джозеф Най, Мортон Халперин, Уолт Ростоу и Кеннет Уолтц. Несмотря на попытки Роберта Боуи и Мерла Фейнсода оставить Бжезинского в Гарварде, декан Банди не смог в 1959 году выделить для него профессорскую вакансию, и в 1960 году Бжезинскому пришлось отправиться в Колумбийский университет по стопам своего коллеги Сэмюэла Хантингтона (который через несколько лет вернулся в Гарвард, тогда как Бжезинский дважды отклонил предложение, как и Киссинджер в 1977 году)
[21].
