– Александра Павловна! – Старыгин изобразил на лице радость. – Какая встреча! Вот приятная неожиданность! Давно не виделись!
Виделись они не так давно, всего несколько месяцев назад, когда скромная персона Старыгина попала в поле зрения майора Ленской из-за убийства в Эрмитаже.
– Я вам, кажется, задала вопрос! – Ленская сверлила его взглядом. – Что вы здесь делаете? Куда направляетесь?
– Я иду к одному коллеге… – проговорил Дмитрий Алексеевич, лихорадочно соображая, что можно сказать Ленской и чем ему это грозит. По всему выходило, что историю с оловянными солдатиками озвучивать никак нельзя, а тогда нужно срочно придумать что-то другое, безобидное…
– Я даже знаю имя вашего коллеги, – проскрипела Ленская своим вечно простуженным голосом. – Это профессор Аристарх Иванович Переверзев. Я права?
– Вы всегда правы, Александра Павловна! – Старыгин вымученно улыбнулся. – Я просто поражаюсь – как вам это удается? Память у вас лучше компьютера! – льстиво добавил он. – И соображаете вы быстро!
– И зачем же, интересно, вы направляетесь к профессору? – задала Ленская следующий вопрос, не обратив внимания на неуклюжий комплимент Старыгина.
– Я хотел расспросить его… – начал Дмитрий Алексеевич, – хотел задать ему…
Как назло, в голову ничего не приходило, и Старыгин решил потянуть время – авось в процессе разговора всплывет в голове умная мысль.
– А вы, Александра Павловна, здесь по долгу службы находитесь? – вкрадчиво спросил он.
И, не дождавшись ответа, продолжал:
– Знаю, что по работе, просто так вы в гости не ходите. Некогда вам, преступления расследовать надо, без вас коллеги не управятся! Так вот, вы-то на службе, а я – нет! Личное у меня дело, понятно? Мы с вами встретились случайно, и в таком тоне вы со мной разговаривать не имеете права! Документы хотите проверить – пожалуйста! А на допрос – извольте вызвать повесткой, там и будете пытать, что я делаю на этой лестнице и где я был с восьми до одиннадцати!
Он сам удивился, с чего так рассвирепел. Очевидно, после всего случившегося нервы совсем расшатались. На Ленскую, однако, его слова не произвели сильного впечатления.
– Ах, вот как? – только и спросила она и поглядела на Старыгина очень внимательно.
Глаза ее перестали слезиться, и кашель прошел, даже спина выпрямилась, и про больную ногу она забыла.
Дмитрий Алексеевич почувствовал себя очень неуютно. Пристальный взгляд Ленской действовал на Старыгина, как нервно-паралитический газ. Или как действует взгляд королевской кобры на молодого кролика. Короче, все мысли в голове Дмитрия Алексеевича смешались, а на лбу от напряжения выступила испарина.
Он полез в карман за платком, чтобы вытереть лоб и выиграть немного времени… но вместе с платком вытащил из кармана какой-то небольшой тяжелый предмет, который с громким стуком запрыгал по ступеням лестницы.
И тут Ленская, несмотря на свой радикулит, остеохондроз, больные суставы, отложение солей и прочие заболевания опорно-двигательного аппарата, коршуном метнулась мимо Старыгина и схватила выпавший из его кармана предмет раньше, чем Дмитрий Алексеевич успел понять, что же он такое уронил.
Подхватив потерю, Ленская выпрямилась, сжимая ее в руке, и торжествующе взглянула на Старыгина.
– Так-так-так! – проговорила она и снова закашлялась. – Вот какие интересные вещи вы носите в кармане!
Дмитрий Алексеевич похолодел: в руке Ленской был оловянный солдатик. Солдатик в синем мундире, перетянутом желтыми ремнями портупеи.
Тот самый солдатик, которого Старыгин нашел возле тела художника Синдерюхина. И очень похожий на того, который обнаружился на старой даче в Комарове возле покойного Никанорыча. Как там говорили Боренька и Глебушка? Эти солдатики не оловянные, а свинцовые… Что-то там намудрил с ними в свое время Фридрих Розенберг, алхимик при дворе герцога Мекленбургского…
Дело было плохо. Единственная линия, которой он мог придерживаться, – ни в чем не сознаваться и изображать полную неосведомленность. В конце концов, Ленская же не ясновидящая! Она не может знать, откуда у него этот солдатик!
– Откуда это у вас? – осведомилась Ленская, от которой не скрылась растерянность Дмитрия Алексеевича. – И зачем вы все-таки шли к Переверзеву?
– Я этого солдатика нашел у себя дома… – срочно выдал Старыгин заведомую ложь. – Наводил порядок в кладовке и случайно нашел в одной из коробок. А к Переверзеву шел, поскольку знаю, что он коллекционирует такие редкости. Хотел расспросить его, что он может сказать про эту фигурку… Кстати, верните мне солдатика…
– Вот как? – Ленская смотрела на него недоверчиво и вовсе не спешила возвращать свинцовую фигурку.
Александра Павловна не просто тянула время – она прокручивала в голове криминальные сводки за последние дни, потому что помнила – где-то в них промелькнуло имя Старыгина.
– Так если у вас больше нет вопросов, я, пожалуй, пойду! – напомнил ей Старыгин о своем существовании.
И тут она вспомнила.
Накануне в поселке Комарово Курортного района произошло убийство одинокого пенсионера Николая Никаноровича Хворостова. Убийство было очень странное, очень необычное – старика прикончили среди белого дня, из его дома ничего не украли, но самое главное – дикий, удивительный метод убийства. Хворостову залили горло расплавленным оловом.
Кажется, только испанские инквизиторы казнили так еретиков и вероотступников.
И вот в отчете об этом жутком убийстве промелькнула фамилия Старыгина.
Дмитрий Алексеевич был, по-видимому, последним, кто видел Хворостова живым. Вроде бы у него имелось алиби, но он все же был если не подозреваемым, то одним из главных свидетелей. И вот теперь он снова попался на пути Ленской…
– Так я могу идти? – снова напомнил о себе Старыгин и ненавязчиво протянул руку за солдатиком.
– Да, разумеется! – промурлыкала Ленская, как кошка, подкараулившая мышь. – Только, Дмитрий Алексеевич, раз уж мы встретились, я хочу задать вам еще один вопрос…
Старыгин насторожился: по прежним встречам с майором Ленской он помнил эту вкрадчивую интонацию и понимал, что она гораздо опаснее резкого и сурового голоса, каким Александра Павловна разговаривала до сих пор.
– Слушаю вас! – проговорил он неуверенно.
– Скажите, Дмитрий Алексеевич, что вы делали позавчера?
– Позавчера? – переспросил Старыгин, пытаясь выиграть время и прикидывая, что именно ей может быть известно. – А в какое конкретно время?
– Конкретно – между часом дня и двумя часами… то есть между тринадцатью и четырнадцатью часами по московскому времени.
«Плохо! – подумал Старыгин в панике. – Очень плохо! Она все знает про Никанорыча! Вот ведь въедливая особа! Это же произошло не в городе, не на ее территории… Ну просто чума какая-то, а не женщина!»
