«Это смерть, – подумала Луиза, без всякого волнения, как о чем-то постороннем. – Я умерла. И пусть, лучше смерть, чем жалкая, уродливая старость…»
Беспокойная живая тьма поглотила ее, Луиза летела в бесконечном черном туннеле, и наконец впереди показался слабый, бледный, мерцающий свет, как будто там горел тусклый светильник. Черная волна еще раз перевернула женщину, как разбитый корабль, и выбросила ее на незнакомый берег…
Луиза вскрикнула от страха и боли и очнулась.
Она по-прежнему находилась в лаборатории алхимика, и вокруг нее на первый взгляд ничего не изменилось. Те же мрачные каменные стены, тот же закопченный потолок, те же полки с колбами и ретортами, те же загадочные инструменты тайного знания… только сама Луиза была совершенно другой.
Луиза чувствовала, что удивительно изменилась: пройдя темный водоворот смерти, она заново родилась и стала совершенно другим человеком, совершенно другой женщиной. В ее жилах кипела горячая, незнакомая кровь, сердце билось молодо и сильно.
Кроме того, она чувствовала непривычное жжение на правом запястье.
Взглянув на руку, Луиза увидела на ней браслет – золотисто-зеленую змейку, кусающую себя за хвост.
Браслет был горячим, как будто его только что вынули из кузнечного горна и он не успел еще остыть.
Но Луиза не думала о странном браслете, не думала ни о чем – она бросилась к столу, на котором, среди инструментов алхимика, увидела зеркало в серебряной раме.
Порывисто схватив зеркало, она долго не решалась взглянуть на свое отражение.
Что, если с ней ничего не произошло? Что, если алхимик ее обманул? Что, если она увидит в зеркале прежнее лицо с печатью усталости и увядания?
Но нет, сильное биение сердца и жар, охвативший все ее тело, говорили о другом.
Наконец она решилась, подняла зеркало и заглянула в него…
Пьянящий восторг охватил Луизу.
Это была она – и не она. Из серебряного зеркала на нее смотрело молодое, яркое, красивое лицо. Никаких морщин, никаких теней под глазами. Свежая, чистая кожа, яркие глаза…
Пожалуй, слишком яркие: глаза Луизы светились в полутьме, как у дикой кошки, точнее – как у черной пантеры. И вообще, в ее прежде мягком, женственном, уступчивом облике проступило что-то хищное, опасное…
Что-то дьявольское.
Ну и пусть! Теперь перед ней не устоит не только старый жирный герцог – перед ней не устоит ни один мужчина мира! Все они будут ползать у ее ног, добиваясь милости!
Луиза захотела немедленно проверить свою власть над мужчинами. Поблизости находился единственный мужчина, пусть жалкий, ничтожный, недостойный ее нового облика, но она не могла ждать, она должна была убедиться…
– Фридрих! – воскликнула она властно.
Но алхимик не отозвался на этот зов.
Как он посмел?!
Луиза повернулась, чтобы растоптать, уничтожить его, сжечь его в пламени своей дьявольской красоты…
И увидела в дальнем конце лаборатории обитый черным бархатом гроб, а в гробу – алхимика.
Мертвый алхимик лежал в гробу со сложенными на груди руками, и мелкие, незначительные черты его лица стали внушительными и благородными, как будто смерть сделала его совсем другим, новым человеком.
На лице его был покой и удовлетворение, как будто он одержал какую-то необычайно важную победу, сумел перехитрить ловкого и беспощадного врага.
Теперь это был не жалкий алхимик, а господин Фридрих – мудрый и могущественный маг…
В изголовье гроба горели три черные свечи в массивном серебряном подсвечнике, на груди покойника, поверх его сложенных рук, лежала черная роза.
Вера плохо спала эту ночь. Собственно говоря, в этом не было ничего удивительного, она давно уже разучилась нормально спать. Сначала муж болел, и она просыпалась каждый час в тревоге, потом, после его смерти, она все равно просыпалась, ей казалось, что он зовет ее. И когда Вера окончательно приходила в себя и понимала, что голос мужа ей только приснился, заснуть уже не удавалось. Вера лежала в полной темноте, слушая редкий шум проезжающей под окнами машины и лай бродячих собак.
Потом, оставшись одна, она вообще перестала спать, во всяком случае, то тяжелое забытье, в которое она погружалась ночью, сном было назвать нельзя.
В последнее время ей спалось лучше – в светлой, тщательно убранной квартире, на чистых простынях, когда свежий ночной ветерок проникает в открытое окно.
Но сегодня на темно-синем ночном небе полыхали молнии, где-то далеко гремел гром, ветер кидал в стекло сухие песчинки. Гроза была без дождя, оттого непролитые темные тучи свисали с неба, как огромная паутина в пещере.
Вера ворочалась на слишком просторной для нее одной кровати, было тяжело дышать, и на сердце как будто камень лежал.
Пришлось закрыть окно, потому что ветер грозил расколотить все стекла, так что в комнате было душно и отчего-то резко пахло какой-то химией.
Часам к четырем, когда за окном замерцал серый мрачный рассвет, Вера заснула. Ей приснился кошмар. Будто она бежит по длинному коридору, преследуя женщину. Женщина вроде бы идет не спеша, ровной красивой походкой, но Вера никак не может ее догнать. И вот уже расстояние между ними все увеличивается, и Вера понимает, что сейчас незнакомка свернет за поворот и Вера никогда ее не догонит. А ей отчего-то очень нужно увидеть ее лицо.
Вера тяжело дышит, пытаясь вырваться вперед, но воздух перед ней, как это бывает во сне, становится тягучим и вязким, как вода, заполненная водорослями. Вера впадает в отчаяние, но перед тем, как исчезнуть за поворотом, женщина оборачивается с усмешкой, и на Веру глядит мужское лицо – с прямыми черными волосами, жесткими чертами и глазами, полными дьявольского огня.
Вера останавливается, наталкиваясь на упругую прозрачную стену, а незнакомка с мужским лицом стягивает губы в плотную узкую нитку и пропадает за поворотом.
Вера проснулась от собственного крика и долго лежала, выравнивая дыхание. Сердце понемногу вошло в нормальный ритм, и Вера смогла спокойно вспомнить свой сон. Несомненно, женщина во сне была та самая, которую она видела вместе со Старыгиным возле мастерской, но вот ее лицо… Теперь Вера вспомнила, где она видела похожее лицо – на рисунках из папки Янины Пшеславской. И Янина говорила, что это – портрет ее бывшего мужа Вадима.
Вадим Вересов, вспомнила Вера, так его звали. И отчего же его лицо кажется Вере таким похожим на лицо совершенно незнакомой женщины? Уж не сходит ли Вера с ума?
За окном наконец пошел дождь. Капли стучали по козырьку балкона, потом этот стук перешел в ровный рокот. Из окна повеяло свежестью, дышать стало легче. Вера села на кровати, откинув одеяло.
Нет, разумеется, она не сошла с ума, это было бы слишком простое объяснение. Вера вспомнила, как перекосилось лицо Янины, когда она вспоминала о своем неудачном замужестве. Где-то далеко, в самой глубине Вериной души, поднял голову крошечный червячок злорадства. Так тебе и надо, жестокая красавица, гордячка, сколько парней из-за тебя страдали, голову теряли, о самоубийстве думали, так нашелся наконец один такой, который тебя страдать заставил. И, надо думать, так твою жизнь переломал, что после него, на молоке обжегшись, долго ты на воду дула, ни с кем не могла сблизиться. А годы ушли, лет тебе теперь прилично за сорок, все же в таком возрасте гораздо труднее судьбу свою с кем-то связать. Не в том даже дело, что человека подходящего не найти – Янина все еще красива, может увлечь любого мужчину. Просто с годами привыкла быть одна, самой все труднее перестроиться.
