— Молодец, Гумм, — похвалил его Виктор, — сообразил!
Семигуманоид радостно ухмыльнулся, оскаливая зубные пластины, и пошагал, сильно косолапя, к глайдеру. Середа двинулся за ним. «Свой-чужой, — подумал он. — Вроде бы и не человек, а нашенский. А то, что не по образу и подобию, так это пустяки, дело житейское! В военном госпитале такого, бывает, насмотришься… Куда там шишкам с гребнями!»
Глава 4
АБОРДАЖ
— Наш-ша планета крас-сивая… — говорил Гумм. — Оч-чень…
Семигуманоид сидел у костра, подложив под себя ногу, и огненные отсветы скрывали инаковость его лица. А бугорки с гребешками на голом черепе казались прической.
— Это вы, хомо, наз-зываете ее Вариана, — продолжал Гумм, — мы привыкли… — он шумно вздохнул. — На ней один Приполярный материк, с-с с-севера он с-спускается до экватора и далыи-ше… Полуос-стровами. Между ними — теплые моря. И Млечный океан… У нас-с много с-степей, они раз-зные, плос-ские или волнами… Мой род вс-сегда жил в с-степи, с-с начала времен. У нас-с не так, как у вас-с, когда мужчина с-с женщиной. У нас-с вс-се вместе, моя с-семья — это род. Нас-с было много, но теперь вес-сь мой род — это я. Один. Больш-ше не осталос-сь…
…Гумм-на-Взат стоял на вершине плоского холма и глядел вдаль. От холма до самого горизонта тянулась плоская равнина, покрытая блестящей травой. Ветер клонил ее широкими разливами, то серебристыми, то темно-зелеными. Маленькое белое солнце горело в белесом небе, нагоняло влажный жар, и Гумм всей грудью вдыхал густой травяной дух.
За его спиной сбивались в рощу деревья с плоскими кронами, там были тень и свежесть, и высоко били холодные ключи, наполняя зеленое озеро, но Гумму нравилось терпеть жару и духоту. Он — воин. Нежиться в прохладе — удел подруг и жен, а ему надо оставаться сильным и стойким. Всегда. И везде. Уже две зимовки провел он на Дальнем Севере, там, где вода каменеет и поднимается голубыми морозными горами. По весне их склоны тают и оплывают влагой, начинают журчать ручьи, собираясь в реки. Чистая вода Севера поит травы Юга.
А зимой там очень холодно и всюду лежит глубокий снег. Белый мех бедолангов, или мимикрозавров, как их называют хомо, сливается со снегом — зверя не увидишь, пока не наступишь. И тогда сугробы взорвутся коловращением когтей на всех шести лапах, и снег окропит красная кровь раззявы-охотника. Но надо, надо плести снегоступы и ходить на охоту, иначе не добыть вкусного мяса и теплых шкур — нечего будет есть и не во что кутаться, когда буран, и сухой, колючий снег заносит тебя, завернутого в теплую шкуру бедоланга…
Гумм фыркнул и пошел к реке, рукой ведя по пушистым конусам зеленых цветов.
За рекою раскинулся Халог — главный город сразу четырех родов, его широкие улицы застроены рядами высоких куполообразных зданий. Гумм довольно фыркнул — все эти купола возводили мастера из его рода. Давно уже, сотни циклов тому назад.
Он прошагал по средней улице, раскланиваясь со встречными родичами, и вышел на необозримую площадь, обведенную кругом самых высоких куполов. Гумм направился к тому, перед которым вразброс стоял десяток глайдеров, а со двора выглядывали лопасти вертолета. Это была база КМО
[3] Земли, на ней жил его друг Миккель и здесь работал он сам — проводником. Эти хомо такие смешные! Гумм фыркнул, вспоминая, как Миккель все пытался узнать, какому богу они поклоняются. Старейшины не поняли его слов. Что значит «поклоняться»? Кланяться? А что такое «бог»? Миккель объяснил, и все смеялись. Было весело — многие сочли, что Миккель пошутил. Нет, ну в самом деле — как же это кланяться существу, которое — выдумка?! Верить надо в удачу, в себя, в товарища… Только так.
Гумм вошел в прохладный холл и по обычаю рода снял с себя оружие — кинжал, откованный ко дню Посвящения, и земной бластер. Бласт, как небрежно называл Миккель плазменный излучатель, был куда мощнее варианских иглометов. Игла, если выстрелить в упор, пробивала стальной лист толщиной в полпальца. Бласт просаживал броню в ладонь.
На лестнице Гумм столкнулся с Коггой из рода Ста. Оба были воинами и приветствовали друг друга, как Посвященные, — коснувшись большим пальцем лба и рта.
— Спешишь, мой Когга? — спросил Гумм.
— Очень, мой Гумм, — с достоинством отвечал Когга-на-Ста. — Корабли чужих на орбите.
— Много?
— Да.
— Будет война?
Когга обмахнулся большим пальцем и выдавил:
— Будет…
Со второго уровня сбежал встрепанный Миккель, планетарный координатор.
— Мой Гумм! — вскричал он. — Как же ты кстати! Слушай, собирай воинов своей сотни и обходите все дома города! Женщин и детей надо срочно эвакуировать!
— Эвакуировать? — нахмурился Гумм.
— Уводить! — нетерпеливо растолковал Миккель.
— В лес? — уточнил Гумм.
— Нет, лучше в Пещерный город!
Гумм согласно покивал. Пещерный город очень древний — его строили три тысячи циклов назад. В то давнее время астрономы из рода Кги увидали небесную гору, которая могла ударить по городам, как ядро, пущенное из баллисты, и предупредили Степь. Все роды тогда послали своих мастеров в горы Комо — расширять тамошние пещеры, укреплять их и рыть новые. В них все и укрылись, пережидая падение горы. Великую дрожь земли вытерпел Пещерный город, никто не был погребен под обломками сводов — мастера строили крепко. И вот опять на равнину падает тень с неба…
— Я иду, мой Миккель! — сказал Гумм. Повесив на пояс кинжал, а на плечо — бласт, он вышел в город. Его догнал Миккель, по паспорту — Михаил Северцев, галактист.
— Я с тобой, мой Гумм! — заявил Миккель и зашагал рядом.
— Кто они, грозящие из тьмы? — спросил Гумм.
— Себумы негуманоиды, — ответил хомо. — Они похожи на длинные, локтя в три-четыре, кожаные мешки. Блестят, как намазанные маслом, и формы не имеют. Такие, знаешь, шевелящиеся студенистые туши, противные очень. Они из любого места выбрасывают, когда им это нужно, по два мясистых отростка — вместо рук — или больше. У них огромные глаза, то ли два, то ли три… И они совсем другие, не как мы! У нас и у вас есть женщины, они рожают нам детей, а эти — бесполые, и размножаются почкованием, как ваши болотные элу!
— Мерзос-сть… — сказал Гумм. Третья, рудиментарная пара конечностей, спрятанная под рубахой, рефлекторно дернулась.
— И еще какая! Мы их еще называем вескусианами. Или жабами. Они живут на Вескусе, это их прародина, их материнская планета…
— А почему ж-жабами?
— Ну, это как бы презрительное сравнение, мы называем такие слова бранью. Жабы — это такие твари, они вроде ваших элу, только без шерсти.
— Понятно, — сказал Гумм. — Но з-зачем им наша с-степь?
