— Блокируй! — сказал Середа. — Таппи! Найди тут подходящее место под изолятор.
— Уже! — сказал Таппи. — Тут, напротив, камера-хранилище.
— Уведите капитана пока туда и заприте. Ты и Мишка.
— Есть!
— А в рубку как тут пройти?
— Какую? Если в ходовую, то — следующий портал!
Середа поманил Григоряна за собой, и они вместе покинули капитанскую каюту. Дверь в следующем портале протаяла привычным земным прямоугольником, разве что косяка не хватало для антуража.
Ходовая рубка представляла собой огромный круглый зал с полусферическим потолком. Между сводом и полом стекленел панорамный экран — вид во все стороны открывался роскошный. Слева пламенела Садира, распушившая жемчужную корону, справа внизу сиял шар Гаданды — малахит со сливками циклонов. Две луны — одна маленькая и серая, другая побольше, песчаного цвета. И звезды — россыпи звезд, искристые облака звезд, разметанные на килопарсеки.
У отрезка панорамника, что открывался напротив дверей, дугою выгибался пульт — будто корабль и не себумы строили, уж больно все антропное. Григорян сразу бросился искать пункт связи.
— Роскошь какая… — бормотал он. — Богатство…
На одном из экранов повторилась картинка, транслируемая с первого шлюза, — себумы на причальной площадке. Похоже было на лежбище тюленей.
— Ну, и что будем с ними делать? — спросил Середа. — Сразу в расход или потом?
— Ты что?! — удивился Григорян. — Они ж пленные!
— Во-первых, — терпеливо проговорил Середа, — никто из них в плен не сдавался. И они сами — ты, по-моему, об этом упоминал? — наших в плен не берут. Считай, что эти себумы, — он кивнул на экран, — попали в окружение…
— Все равно, — настаивал Григорян. — Мы ведь гуманоиды…
— Ну-ну… — усмехнулся Середа. — Ты звездолетчик? И где работал?
— Сменным пилотом… На рейсовом звездолете…
— Оно и видно.
Незаметно вошел Таппи, бледный и потерянный. За ним шагал угрюмый Копаныгин.
— Что случилось? — насторожился Середа.
Таппи открыл рот и тут же скривился в рвотном позыве.
— Пойдем, командир, — негромко сказал Копаныгин, — покажу кое-что…
Вместе они вышли из рубки, за ними увязался встревоженный Григорян, оставив Таппи разбираться с системами связи. Копаныгин пересек коридор и провел Середу в светлый квадратный зал. Младший командор остановился, и у него по телу мурашки прошли.
Это была лаборатория, здесь себумы изучали биологию и анатомию вида хомо сапиенс. В прозрачных цилиндрах плавали освежеванные тела — мужчин, женщин, детей. Стеклянные кубы с синеватым газом хранили внутренние органы — печени, сердца, легкие. Около десятка мозгов, больших и маленьких. Было заметно, что у бесполых себумов особый интерес вызывали детородные органы.
Середа, оледенев, прошелся между чистенькими голубыми столиками. На одном лежало годовалое дитя, предмет чьих-то недавних забот и ласк, не вскрытое даже, а грубо разделанное, как тушка поросенка. А соседний столик занимало чучело пятилетней девочки — таксидермист очень старательно передал изумление в расширенных глазенках. Девочка стояла, выпятив животик и раскинув ручки, две короткие косички забавно торчали в стороны.
— Боже! — охнул Григорян. — Она еще живая!
Середа бросился к пилоту и будто споткнулся о взгляд женщины, распростертой на металлическом столе. В круглых яблоках глаз меркла бесконечная мука, а то, что глядела женщина, понять можно было не сразу — на теле отсутствовала кожа. Совсем. Крови тоже не было — вескусианские умельцы так грамотно удалили эпителий, что не повредили ни единого сосуда. Блестели красные мышцы, проглядывали сизые связки, оскал безгубых челюстей пугал.
— Ей же больно! — орал Григорян. — Таппи! Таппи!
В дверях замаячил Нупуру.
— Таппи! — завопил Анастас. — Мигом в бот! Волоки реанимационный блок! Большой! И включи витализационную камеру, пусть входит в режим! В капсуле наберешь два белых колечка — подряд, синее и красное!
— Понял! — донеслось из коридора, куда пулей выскочил Таппи.
— Боже, боже… — стонал Григорян, хватая себя за щеки.
— С-себумы — не воины, — вынес вердикт Гумм.
— Гумм, — попросил Середа, с трудом разжимая стиснутые зубы, — будь другом, сними все это на мета-визирку. Пусть все наши долбаные миротворцы увидят, с кем они не желают воевать!
Примчался Таппи. Хватая воздух ртом, протянул реанимационный блок. Григорян торопливо разложил его, блок надулся в прозрачный цилиндр, по его стенкам потек целебный раствор.
— Виктор… — слабым голосом позвал Анастас.
— Иду, — откликнулся Середа.
Вдвоем с пилотом он освободил руки и ноги несчастной женщины от фиксаторов и осторожно поднял трепещущее тело. В горле подопытной забулькало, между зубов просочилась кровь с языка, искусанного в приступах язвящей боли.
— Ма-ма… — прохрипела женщина. — Т-таня… м-ня… Та-ня…
— Потерпи, миленькая, — шептал Середа, — потерпи… Сейчас тебе станет легче… Вон, какое сердечко здоровое… Сейчас, Танечка…
Вряд ли женщина различала его слова, но сам тон ее успокоил. А может, подействовала родная речь?
Григорян с Середой уложили женщину в реанимационный блок и закрыли его. Раствор побежал живее, обволакивая судорожно вздрагивающие мышцы, обезболивая и унимая трепет истерзанного тела.
Таппи махом настроил блок и вывел на экранчик зеленые зигзаги и синие мнемографики.
— Такая боль… — пробормотал он.
Середа шагнул к двери и поманил за собой Григоряна.
— Пошли, гуманоид, — произнес он ровным голосом.
Вернувшись в ходовую рубку, Виктор спросил приплевшегося пилота:
— Как открыть первый шлюз?
— Вы имеете в виду — разблокировать? — беспомощно пробормотал Григорян.
— Я имею в виду — открыть! Наружу!
Совершенно потерявшись, Анастас указал на две клавиши. Середа поочередно их нажал. Сначала на экране ничего не происходило, только себумы заволновались, зашебуршились. А потом возникшая при разгерметизации тяга начала их отрывать от причала, закручивать в туманном вихре вырывавшегося воздуха и выбрасывать в открытый космос.
Середе было хорошо видно, как коричневые бурдюки раздувались в шары, увеличиваясь втрое, и во все стороны торчали короткие, тупые выросты, делая себумов похожими на морские мины. А потом мины стали лопаться, и в разрывы ударяли фонтанчики зеленовато-бурой жидкости, мгновенно превращавшейся в мутные льдинки.
Григорян сдавленно охнул, а Копаныгин мрачно улыбнулся.
— Вот это по-нашему, командир, — произнес он одобрительно.
