– Он пытается осознать, кто он есть на самом деле, – шепотом произнесла гарпия.
– Ты думаешь, он не знал, кто он есть? – удивился огр.
– Уверена в этом, – прикрыла глаза пернатая. – Со времен Войны Страха считалось, что приамы были полностью истреблены. Я достоверно не знаю, к какой из ветвей высшей аристократии приамов принадлежит этот молодой Лорд. Да что там говорить, – попыталась она взмахнуть крыльями. – До сегодняшнего дня я вообще не знала, что кто-то выжил из этих славных воинов.
– Не ты одна этого не знала, – буркнул огр-смесок и вопросительно уставился на гарпию.
– Что?
– Договаривай давай. Ты сказала, достоверно не знаешь, но наверняка предполагаешь.
– Пусть мои предположения останутся со мной, – неожиданно резко оборвала свои восторженные речи девушка-птица.
Огр лишь покачал головой. Что-то вытянуть из нее теперь было просто невозможно – лишится остатков перьев, частей тела, а потом и головы, но не скажет и слова.
– А кто он? – шмыгнула носом неудавшаяся обольстительница, обращаясь к Рохасу. Она к этому времени немного успокоилась и пришла в себя.
– Он приам, Иргиз.
– Очень информативно, – с сарказмом сказала она. – Чем это может нам грозить? Особенно мне?
– Чем? – полукровка на пару секунд задумался, а потом уверенно ответил: – Об этом может знать только сам приам.
В это время сидящая фигура Матвея подернулась странным маревом, словно вокруг него образовалась сфера из воды или сконцентрированного в одном месте воздуха.
Очертания фигуры стали размазываться, теряя свою четкость и контрастность. Когда марево немного стабилизировалось, с палаческого стола вдруг взмыл вверх и поплыл по направлению к Каракалу весь инструмент теперь уже покойного Ресидоса. Приближаясь к фигуре, каждый из инструментов на мгновение замирал, выбирал свою орбиту, а потом начинал вращаться вокруг туловища парня.
Буквально за несколько секунд вокруг Матвея образовался затейливый хоровод из смертоносного железа. И это завораживало.
«Ну, здравствуй, потомок Лорда Валода, – из уголков глаз гарпии скатилось по слезе. – Спасибо, Гончар, что дал надежду Сестрам Ветра и не отвернулся от своего творения – Абидалии».
– Что с ним? – заворожённо глядя на карусель из смертоносного железа, что кружилась вокруг парня, прошептала демонесса. – Я никогда не видела ничего подобного.
– Знал бы я, – так же шепотом ответил огр-смесок. – Это вон у гарпии надо спрашивать, их предки всегда жили рядом с приамами. Может, и знает что-то. Наверняка знает, – Рохос скосил глаз на пернатую в надежде, что она хоть как-то отреагирует на его слова, но та промолчала. – Вот только знания ее, я так понимаю, останутся при ней. Что ж, будем ждать.
В это время из прохода, ведущего в глубь горы, появились невысокие фигурки йахинов. Переступая через мертвого мага, они по одному и парами приближались к застывшему Матвею. Подойдя, опускались перед ним на колени, коротко кланялись, а потом, выпрямившись и сев на пятки, закрывали глаза и застывали.
Можно было подумать, что парень – это вырезанная из одного куска гранита фигура Будды, а йахины – его монахи, погрузившиеся в нирвану.
– Они считают его за бога? – Иргиз окончательно успокоилась, и ее врожденное любопытство вновь полезло наружу.
– Нет, – покачал головой огр. – Но много столетий назад эти разумные служили только приамам.
– Да кто они такие, эти приамы? – немного истерично вскрикнула Иргиз. – Кто он такой?
– Лорд-приам, – пожав плечами, кратко ответил Рохос.
Отступление третье
– До скорой встречи, любимая, – на небольшом холме с грудным младенцем, завернутым в серые пеленки, стоял мужчина-воин и наблюдал, как сотворенный им небольшой смерч подхватывает пепел, который когда-то был его женой, возносит его высоко вверх, а потом уносит в сторону руин Примаграда – бывшей столицы Сумеречных Земель.
Проводив серое облачко, воин приподнял угол пеленки, закрывавшей личико младенца, и с улыбкой посмотрел на него.
– Ну что, сын, – ободряюще подмигнул он ему. – Вперед? Грустить не по нам. Мама сейчас в лучшем из миров, а наш с тобой путь только начинается.
* * *
Капитан Хантов, уткнувшись во внутренности своего старого «жигуленка» думал обо всем, но только не о причинах того, почему его «копеечка», до этого момента ни разу его не подводившая, вдруг громко чихнула, взрыкнула, словно потревоженный волкодав, грызущий сахарную косточку, и, выпустив облако густого дыма, встала. Встала намертво, не реагируя ни на повороты ключа в замке зажиганий, ни на «кривой стартер», ни на попытки завести ее «с толкача» с помощью проезжавшего пару часов назад трактора, за рулем которого был подвыпивший работник сельского хозяйства.
Потаскав минут двадцать по пустой в этот час дороге машинешку, последний отцепил трос и умчался.
– Закроют магазин, меня мужики порвут, как тузик грелку, – дыхнув перегаром, сказал он на прощание. – Ты не серчай, возвернусь, дотянем тебя куда надо, капитан.
Но прошел час, другой, а обещанной помощи не было.
– Видимо, все же успел в магазин, – мужчина поднял голову, посмотрел в обе стороны дороги, кинул взгляд через стекло, где на заднем сиденье, обняв себя руками, с отсутствующим взглядом сидела его жена, и снова уставился под капот.
На душе было скверно, не просто скверно, а погано. Погано от собственной беспомощности, что-либо изменить.
Слезы душили, пытались вырваться наружу, но видимо железы, что их вырабатывали, за годы службы давно атрофировались, поэтому у капитана лишь неприятно щипало глаза. Сами же они оставались абсолютно сухими.
Три попытки родить ребеночка, которого так хотела его жена, ни к чему не привели. Ну, никак его Катюшка не могла выносить долгожданного первенца. И если первые два выкидыша произошли совсем на ранних сроках беременности, то в этот (третий) раз, срок был уже довольно большим. Они даже начали робко радоваться, что наконец-то смогут стать родителями, но повторилось то же, что и в первые два раза. Вот только осложнения в результате потери плода были намного серьезнее.
Эскулапы в районной больнице, что была в тридцати километрах от их военного городка, поставили страшный диагноз: детей Екатерина Хантова иметь не сможет.
После этого молодая женщина ушла в себя и все время молчала, а сегодня муж забрал ее из больницы.
Хлопнула дверца машины.
– Я прогуляюсь, Володь, пока ты возишься с нашей старушкой, – подошла к передку машины женщина.
– Да-да, Катюш, – повернулся он к ней, с удивлением и затаенной радостью отметив, что на бледном, с мешками под глазами лице его половиночки, его верной боевой подруги появилась слабая улыбка. – Ты только далеко не отходи. Уже темно.
