Но потом началась «горячая осень»-1999. На экране Первого канала (тогда он назывался Общественным российским телевидением, ОРТ) появился известный Сергей Доренко и Примакова с Лужковым как-то безжалостно раздолбал. ОВР не выиграло. Тем паче что на фоне немаленькой, но победоносной (как тогда казалось) Второй чеченской войны рейтинг Владимира Путина неприлично быстро вырос до невиданных прежде высот.
Все изменилось буквально за считанные недели. И вопрос был не только в «телекиллерских> талантах г-на Доренко. Но в том, что благодарная аудитория увидела: кумиров мочат на главном государственном телевидении.
А значит— можно. И лидеры ОВР— не настоящие хозяева России и жизни, какими они себя представляли и другим представлялись, а временное явление на политическом горизонте русского хаоса.
Зачем же голосовать за временное, когда есть постоянное? Типа первого канала, как бы он формально ни назывался.
Потому не всегда совершенно основательны нарочитые рассуждения о посещаемости тех или иных сайтов. Дескать, как мы привыкли слушать, если один интернетресурс разглядывают миллион человек в день, а другой — сто тысяч, то первый в десять раз влиятельнее второго.
Святая простота! Да любой порнохаб (или как это там верно называется?) всегда привлечет много больше зрителей, чем солидное политическое издание. Значит ли это, что политику в мозгах человеческих определяет порнохаб? Нет, не значит.
Так ведь вообще наша жизнь складывается, что усваиваем только информацию, которую считаем легитимной. То есть из заслуживающего бесспорного доверия источника.
Мы знаем, что температура кипения воды — 100 градусов по Цельсию, ускорение свободного падения — 9,8 м/с^, а Московия (то есть мы же) окончательно избавилась от монгольского ига в 1480 году, потому что нам школьный учитель об этом сказал. Мы же никогда всего этого на практике, в эксперименте не проверяли, правда? Просто это было узнано нами тогда, когда авторитет источника — учителя — не ставился ни под какое сомнение. А если бы всё то же самое нам сказали бомжи с Курского вокзала, перед тем как попросить немного рублей на опохмел, — не факт, что мы бы поверили. Сколько бы раз ни повторили бомжи своих убедительных тезисов.
В нашей атеистической школе нам на подкорку записали, что Бога нет, а наука и религия — антиподы. И поэтому Россия никак не может стать по-настоящему православной страной, а остается безбожной и языческой одновременно. Сколько бы мы ни крестились и ни поминали всуе никем не пощупанные «духовные скрепы».
Рассказать человеку что-нибудь и заставить его в это что-нибудь поверить — совсем не одно и то же. Структуры доверия рождаются в раннем детстве, а закрепляются — в юности. Изменить, тем более сломать эти структуры в своем, особенно же чужом сознании — ой как непросто. Доказательные исследования на эту тему еще ждут своих Нобелевских премий.
Так что большой вопрос нашего политического бытия— не в одних лишь каналах распространения слова.
Но в авторитете самого слова. Которое должны произносить не тварь дрожащая и не дощатый забор, но кто-то живой и право имеющий.
Кто он, этот живой, — вот в чем вопрос.
Где наш национальный авторитет?
Первый канал в данном случае не предлагать.
2016 г.
КОГДА КОНЕЦ?
Из жизни Федора Кузьмича
Не только СВ. князем Владимиром и Феликсом Дзержинским жив в эти дни русский народ. Но и продвинутым старцем Федором Кузьмичом. Который, как известно, умер в Томске в 1864 году (почему и называется, кроме всего прочего, Феодором Томским) и был канонизирован РПЦ в 1984-м, при патриархе Пимене. А на поверку оказался, по одной из популярных исторических версий, лично императором Александром I. Не скончавшимся (после непродолжительной болезни) в Таганроге в ноябре 1825-го, а сменившим имя и образ, отправившимся в долгое путешествие по России и нашедшим, рано или поздно, пристанище в Томске.
Именно в этом городе только что прошел конгресс, посвященный Александру Благословенному. На котором непосредственно президент Русского графологического общества Светлана Семенова ответственно заявила, что анализ разных рукописей императора и старца почти не оставляет сомнений: почерк принадлежит одному и тому же человеку. Так что дело теперь остается лишь за генетической экспертизой останков старца. Правда, пока не понятно, кто ее будет финансировать. И удастся ли для сопоставления ДНК провести эксгумацию останков Николая I, вроде как родного брата Федора Кузьмича. Но если все получится, легенда окончательно станет официальной историей.
По ходу александровского конгресса графологи и филологи, не участвовавшие в нем, доложили нам, что все эти старческие экспертизы почерка, проводившиеся и в советские времена, — заведомый фейк и блеф. Дескать, многоязычный Александр Павлович писал без ошибок и по-французски (в основном), и по-русски (в меру скромной необходимости). А монокультурный Федор Кузьмич — только ВМПСом (великим, могучим, правдивым и свободным) и отнюдь не всегда грамотно. И нечего здесь, по большому счету, сличать.
Впрочем, какая бы из версий ни победила, теория перевоплощения грешного государя в святого старца продолжит жить. Недаром за последние 150 лет ею тщательно занимались десятки, сотни серьезных людей, не исключая даже Льва Толстого. И хотя сам Лев Николаевич, написавший о казусе Федора Томского не вполне законченную книгу, достоверности теории не подтверждал, сама она (теория) якобы повлияла на его решение удалиться перпендикулярно прежней жизни. Мимо станции Астапово, далее навсегда.
Я совершенно не готов прочно судить, убежал ли император из жизни, еще на 40 лет оставшись. Но, судя по изученным мною источникам, такое вполне могло быть.
И дело не в том, что Александр Павлович так уж пролон-гированно терзался соучастием в убийстве отца. В конце концов, он оправдывал себя тем, что играл от обороны: отец мог в любой момент заточить старшего сына в крепость, а наследником престола сделать, например, принца Евгения Вюртембергского. Нет, здесь, пожалуй, иное. Еще в первое десятилетие правления император убедился, что, сколько бы желания и полномочий у самого абсолютного правителя ни было, радикальные реформы в России провести невозможно. Как не построить небоскреб на болоте. Эти пространства и эти люди не приуготованы для постепенных, милых, улыбчивых преобразований в сторону Европы. В ходе таких вот реформ дорогие россияне — и беспородные, и особенно элитных пород— обрушат царство и превратят всё в один степной хаос. Так что если браться за перемены, то сугубо кровавым образом, как Петр I или большевики (о первом император что-то помнил, вторых как-то предвидел).
Дальше случилась война 1812 года. Которую выиграть России было, строго говоря, невозможно. Никак не по чину. Лучшие умы Европы систем «Меттерних> и «Талейран», конечно, считали, что Наполеон Бонапарт без особого труда уделает русского царя. Хотя сами-то заветно желали поражения императору французов (фактически же — главе тогдашнего Евросоюза). Да не только умы. Вон и ближайшие родственники Александра I — вдовствующая императрица Мария Федоровна и великий князь Константин Павлович — к началу осени советовали своему монарху сдаваться, пока еще могут быть сколько-нибудь почетные условия. Но наш император почему-то не сдался. Он типа отмолил победу. Крах Наполеона явился, в понимании Александра, не победой русского или еще какого-то оружия, а банальным чудом Господним (о чем почти прямо и говорится в царском манифесте от 31 декабря 1812-го). С тех пор безраздельный хозяин земли Русской стал окончательно впадать в глубокий мистицизм, замешанный на осмыслении, что никакой реальной власти у земных царей по делу нет и не может быть. Последним гвоздем в страдательный крест императора стало петербургское наводнение 1824 года — очень страшное по тем временам. Да, кем бы ты ни был по эту сторону земных баррикад. Его стихия — во веки веков сильнее. И любой тиран, способный держать в страхе миллионные орды подданных, — лишь песчиночка из Господнего решета.
