— Я должен ехать в Будапешт, Мюнхен и целый ряд каких-то еще городов, — сказал он. — Эбенштейн пришел утром с охапкой приглашений. Ирэн… — он запнулся.
Она стояла, не отнимая своих рук, и смотрела на него. Среди их молчания доносившиеся из сада звуки — пенье птиц и слабый шелест листьев — казались совсем близкими и громкими. Было видно, как билась жилка на шее Жана. Он страстно желал сказать что-то, но его вдруг сковал страх. Наконец, его голос прозвучал хрипло и отрывисто:
— Когда вы выйдете за меня замуж?
Ирэн опять взглянула на него, и Жану на секунду показалось, что он заметил в ее глазах тайные признаки страха и беспокойства.
— В тот день, когда вы захотите, мой друг, — ответила она тихо.
ГЛАВА XXI
Под вечер она отвезла его на автомобиле в город. Она решила проведать дядю Габриэля, который был не совсем здоров и не выходил из комнаты.
Они ехали, держась за руки и глядя, как убегают залитые солнцем деревья и заборы. Ирэн в первый раз думала о том, что предстоят объяснения — с Вандой, со всей родней… Она рассеянно слушала быструю речь Жана. Он рассказывал ей о своем волнении и страхе, когда перед выходом на эстраду он ждал в артистической.
— Бедный друг, — сказала она машинально, когда он сделал паузу.
Ей хотелось ему рассказать о том, что ее мучит, но невозможно было об этом с ним заговорить. Она знала заранее, как отнесется к этому Ванда. Отнесутся ли так же и остальные члены семьи? Но перед кем должна она отвечать? Она принадлежит себе и никому не наносит этим ущерба.
— О чем вы задумались? — спросил Жан.
Она грустно рассмеялась.
— Как неприятно и глупо, что никто, даже совсем одинокий человек, не может поступать всегда свободно, по своему желанию.
— Вы говорите о нас? — быстро спросил он. — Вы думаете о том, что скажут люди, когда узнают, что вы выходите за меня замуж?
Он смотрел на нее испытующе.
— О, я уже слышу, как говорят: «Как! Возможно ли? Правда ли? Графиня фон Клеве выходит замуж за этого человека, какого-то музыканта, скрипача? Но ведь он простого происхождения, он…»
Ирэн зажала ему рот рукою.
— Жан, не говорите таких вещей, это недостойно нас обоих.
— Когда вы говорите таким тоном, — недоверчиво сказал он, — мне кажется, что вы еще больше удаляетесь от меня.
— Слушайте, вы совсем как маленький ребенок, — ответила Ирэн.
— Я обожаю тебя! — воскликнул Жан, задыхаясь от волнения.
Автомобиль переехал трамвайную линию. Он был уже в городе.
— Представьте себе, — сказала Ирэн, — я до сих пор не знаю, где вы живете. Я знаю адрес, но не больше. Я не имею даже представления о том, как выглядит ваша квартира. Зайдем к вам, прежде чем я отправлюсь к дяде Габриэлю.
Жан пришел в некоторое замешательство.
— Я снял небольшую квартирку, — быстро нашелся он, — но как раз сейчас не собираюсь домой, моя дорогая. Мне надо повидать Эбенштейна.
— Мне бы так хотелось посмотреть вашу квартиру. Жан быстро представил себе свою маленькую, запущенную комнату.
— Я бы тоже очень этого хотел, — ответил он, — но сегодня, увы, это невозможно.
Они расстались около дома фон Клеве, возле Пратера, сговорившись, что Жан приедет к ней в замок в ближайшие дни.
Едва разлучившись с ним, она снова почувствовала угнетенность, словно тяжесть на сердце. Воспоминание о Ванде, с которым она до сих пор боролась, снова вернулось к ней.
Дядя Габриэль сидел в громадном кресле, в халате, любовно держа в руке старинную, красиво расписанную глиняную трубку. Он просиял, когда Ирэн, незаметно войдя в комнату, поцеловала его в кольцо седых волос вокруг лысины.
— Как говорит Гете, — заметил он, пряча тайком свою трубку в карман, — во всяком одиночестве есть свой комфорт.
Ирэн, сидя на ручке его кресла, наклонилась и вытащила из кармана «запретный комфорт».
— Дорогой дядя, что сказал доктор Мейниус?
Старик закивал головой.
— Да, конечно, он знающий человек, но чересчур строго относится к своим обязанностям. Больные часто лучше знают, что может ускорить их выздоровление.
Ирэн рассмеялась.
— Ах, вы, дорогой, старенький обманщик!
Она соскользнула с своего сиденья и подошла к камину посмотреть на сигнатурке рецепта, не пора ли принять лекарство.
Дядя Габриэль смотрел на нее. Его глаза при этом несколько прищурились.
— Вы устали? — спросил он.
Она отрицательно покачала головой.
— В таком случае, вы чем-то встревожены. Всегда, когда у вас бывает эта маленькая складочка между глазами, вы бываете либо утомлены, либо встревожены.
— Друг мой, вы претендуете на ясновидение? Но это плохо согласуется с вашей наукой.
Старик закивал головой и засмеялся.
— Что Карл-Фридрих, здоров?
— Великолепно себя чувствует. Он шлет вам свой нежный привет; это он послал меня к вам.
— Вы могли его привести, — сказал профессор. Лицо Ирэн вспыхнуло. Была причина, по которой Карла нельзя было взять с собой в автомобиле в город.
— Дядя Габриэль, — сказала она неожиданно. — Я должна вам что-то сказать.
Он спокойно кивнул головой.
— Все-таки старый дядя оказался ясновидящим!
— Да, вы всегда чувствуете, когда есть осложнения, — сказала Ирэн.
Она подошла к креслу и села на его ручку, опустив голову на большую подушку, лежавшую на спинке.
Худая рука дяди Габриэля, с раздутыми, склеротическими жилами, слегка дрожала.
— Это не касается Тео? — спросил он наконец. Ирэн вздрогнула.
— Нет, нет! Почему вы…
Он слегка ударил ее по руке.
— Что же такое с вами, моя дорогая?
— Вы не можете догадаться? — прошептала она. Лицо старика вдруг сильно покраснело.
— Вы влюблены?
Он слегка повернулся в своем кресле и взглянул на нее. Его лицо приняло почти ласковое выражение.
— В этом нет ничего страшного, — сказал он кротко. — Вас это беспокоит из-за Карла-Фридриха? — продолжал он тихим голосом.
Ирэн нервно сплетала и расплетала свои пальцы.
— Я люблю Жана Виктуара, скрипача, о котором вам рассказывала Ванда. Он просит меня выйти за него замуж.
— И вы согласились? — резко спросил профессор. Она молча кивнула головой.
Он взял своей дряхлой и дрожащей рукой ее руку и сжал ее. Наступило томительное молчание.
