Тем не менее завтрак оказался лучше, чем он ожидал; его хмурое критическое настроение несколько рассеялось. Ему даже стало казаться, что в Ирэн произошла перемена к лучшему; несомненно, она помолодела на несколько лет, выглядит почти как девушка, и вид у нее очень элегантный.
«Хоть и не красавица, но все же недурна собой», — милостиво решил он. «Превосходный цвет лица и красивые зубы. Впрочем, это соединение серых глаз и черных волос никогда мне не нравилось».
Он остановился, заметив, что профессор что-то говорит, обращаясь к нему.
— Вам, кажется, принадлежит несколько домов на Хемницской улице, граф Феттерних?
Франц утвердительно кивнул головой:
— Да. Дрянное место, но все же дает кой-какой доход.
— Именно об этом я и хотел поговорить с вами. Я должен вам сказать, и думаю, что не ошибаюсь, что в каждой комнате каждого дома на этой улице живут по меньшей мере две семьи. Я уверен, граф, что это происходит без вашего ведома. Но теперь, когда я об этом довел до вашего сведения, я не сомневаюсь, что вы дадите распоряжение вашему управляющему, чтобы он предоставил каждой семье приличное помещение. Франц усмехнулся:
— Я боюсь, что вы довольно плохо осведомлены в таких делах. Я готов поручиться, что квартиры эти ничем не отличаются от всех других в этом бедном квартале и отлично удовлетворяют их нанимателей. Иначе, к чему им было там селиться?
Тонкое лицо старого медика слегка покраснело.
— Мне крайне неприятно, — промолвил он, — вас разочаровывать, но, говоря об этих квартирах, я говорил только о том, что видел своими глазами.
— Не могу ли я что-нибудь для них сделать, дядя Габриэль? — быстро проговорила Ирэн.
Он поднял свою тонкую морщинистую руку.
— В этом нет надобности, дорогая. Вашему брату стоит только распорядиться, чтобы его управляющий предоставил каждой семье отдельное помещение за половину той платы, которую с них взимают теперь, и тогда жильцам не понадобится сдавать от себя углы. Эта мысль принадлежит не мне, я ее слышал от одного тряпичника, предлагавшего поместиться у себя другому бедняку.
Он встал.
— Быть может, я вас не скоро увижу опять, граф Феттерних, — учтиво произнес он, протягивая руку.
Франц ворчливо что-то пробормотал.
— До свиданья. Не поговорить ли мне с вашим управляющим? Я его довольно часто встречаю, и он мне кажется недурным человеком. Или вы сами поговорите с ним?
— Я думаю, что сам справлюсь с этим делом, благодарю вас, — проговорил Франц с недовольным видом.
Как только дверь затворилась за дядей Габриэлем, он вскочил и сердито воскликнул:
— Что за несносный старый холостяк! Чего он суется не в свои дела! Мне и без того туго приходится, а тут еще этот старый дурак косится на мои доходы. Сам, наверное, обзавелся круглым капитальцем.
Ирэн пожала плечами.
— Дядя Габриэль отдает девять десятых своего дохода бедным, — сказала она. — Это всем известно.
— Прекрасно, я ему не препятствую, — проворчал он. — Мне это безразлично.
Он подошел к окну и стал смотреть на покрытый снегом парк. Маленький Карл вышел во двор со своими санками. Ирэн тоже подошла к окну.
— Тепло ли он одет? — заботливо произнесла она.
Франц засмеялся:
— В меховой шубке, меховых сапожках и рукавичках! Если этого еще мало, то он должен быть совсем кисляй. Но он крепыш, я давно не видел такого крепкого мальчика. Кстати, Ирэн, в каком положении ты осталась?
— В каком положении?
Она посмотрела на него с недоумением.
— Сколько тебе оставил муж?
— О, все завещано ребенку, ты знаешь.
— Неужели он тебе ничего не оставил, ни копейки?
— О, нет, он был очень щедр ко мне. Мне завещана пожизненная рента в две тысячи.
— Щедр! — Франц презрительно хмыкнул. — А сколько получил мальчишка?
— Все, — сказала Ирэн. — Я теперь начинаю сознавать, какая трудная задача воспитать богатого наследника.
— А твой щедрый супруг распорядился, чтобы твой доход уменьшился в случае твоего вторичного выхода замуж?
— Я теряю половину ренты. Но не думаю, чтобы я захотела во второй раз выходить замуж. С меня… — Она остановилась, потом с горечью прибавила: — С меня довольно одного раза.
Франц отошел от окна разочарованный. Вышло совсем не так, как он ожидал. Начать с того, что он пока ничего не выудил, а наоборот — еще старый дурак пытался выудить что-то у него. Затем он узнал, что Ирэн получила только две тысячи в год, и убедился, по тону ее последних слов, что, вместо благодарности к нему за то, что он устроил ее замужество, оно возбуждает в ней только глупые болезненные воспоминания.
Он подошел к столу и налил себе стакан вина.
— Однако, я думаю, — сказал он, — что немалая толика денег должна пройти через твои руки из расходов на мальчугана?
Ирэн задумчиво подошла к одному из высоких венецианских стульев и села.
— Конечно, я управляю всем, что принадлежит Карлу.
— Тогда тебе не приходится думать о тех жалких двух тысячах, — сказал Франц со смехом.
Ирэн посмотрела на него.
— Я не понимаю тебя. Ведь я только опекунша Карла.
— Ты не станешь же меня уверять, что на мальчугана может уйти весь доход?
— О, Франц, милый, ты хочешь занять у меня денег? Сколько тебе надо?
Он слегка покраснел, но чувство стыда не помешало ему слегка округлить сумму, которую он собирался попросить.
После этого его отношение к Ирэн сделалось покровительственным, он остался к чаю и, наконец, удалился как раз в тот момент, когда дядя Габриэль появился в галерее.
ГЛАВА V
Габриэль фон Клеве жил вместе со своей сестрой и ее семьей в их особняке на Херренгассе.
Ряд его комнат выходил в длинный коридор, отделенный от остального помещения дверью, обитой бязью.
Его старый слуга, вывезенный из Италии, Амадео, нетерпеливо ждал, когда, наконец, его господин возвратится из замка. Амадео имел сообщить ему новость, важную новость.
Как и его господин, он также был маленького роста, сутуловат и небрежно одет, но двигался с большой легкостью; крайняя некрасивость его лица искупалась необыкновенно добрыми и ласковыми глазами. Он вытащил свои серебряные часы, подарок профессора, и с тревогой посмотрел на них; потом бросился назад через обитую дверь и заглянул в комнату.
Увидев там высокого молодого человека, который курил папиросу и читал газету, он быстро вернулся на свое место.
Когда он услышал звук колес, он побежал к большому окну и выглянул наружу. При свете экипажных фонарей он увидел, как слуги помогали его господину подниматься по широкой мраморной лестнице.
