Погода стояла ненастная, пришлось тащить с собой зонт, но настроение у меня было приподнятое: хотелось пройтись пешком, поразмышлять, в некотором роде проститься со своим кварталом и с городом. По привычке, свойственной всем отличникам, начать я решила с самого трудного — с Солара. Я отправилась в бар, но ни Микеле, ни Джильолы, ни даже Марчелло там не застала: мне сказали, что они, скорее всего, в новом магазине. Я направилась в сторону шоссе — шла не торопясь, глазела по сторонам. От длинной темной лавки дона Карло, куда в детстве я бегала за жидким мылом и другими хозяйственными мелочами, не осталось и следа. Из окна четвертого этажа свисала, доходя до самой двери, огромная вертикальная вывеска «Всё для всех». Несмотря на ясный день, в магазине горели все лампы, освещая разнообразные товары — настоящий праздник изобилия! Меня встретил Рино, Лилин брат: он сильно растолстел. Говорил он со мной холодно, сказал, что он тут всем распоряжается, а про Солара ничего не знает. «Если тебе нужен Микеле, иди к нему домой», — сказал он с неприязнью и отвернулся, словно его ждали неотложные дела.
Я пошла дальше, в новый район: я знала, что несколько лет назад семейство Солара перебралось туда, купив огромную квартиру. Мне открыла Мануэла, мать Марчелло и Микеле, ростовщица: я не видела ее со дня Лилиной свадьбы. Я слышала ее шаги за дверью: прежде чем повернуть ручку, она долго разглядывала меня в глазок. Наконец Мануэла появилась на пороге, плохо различимая в темноте — свет в квартире не горел; узкий луч пробивался разве что из окна на лестничной площадке. Она как будто усохла: широкое костлявое тело обтянуто кожей, один глаз сверкает, второй совсем потух. В ушах, на шее, на темном костюме, висевшем на ней мешком, сверкали драгоценности — она вырядилась как на праздник. Она вежливо поздоровалась со мной, пригласила войти и предложила кофе. Микеле дома не было: они с Джильолой обустраивали квартиру в Позиллипо, куда собирались переехать после свадьбы.
— Они что, уезжают из квартала?
— Конечно.
— В Позиллипо?
— Ну да. Только представь себе, Лену, шесть комнат, из них три с видом на море. Я бы выбрала Вомеро, но Микеле такой упрямец, все делает по-своему. Зато какой там воздух, сколько света!
Я сильно удивилась: никогда не подумала бы, что Солара рискнут покинуть зону своего контроля и логово, где прятали добычу. Однако именно Микеле Солара — самый хитрый и самый алчный из всей семьи — решил перебраться в Позиллипо, в квартиру с видом на море и Везувий. Адвокат был прав: мания величия обоих братьев приняла совсем другой масштаб. Тем не менее новость меня обрадовала: Микеле уедет из квартала, и это прекрасно! По крайней мере, не будет донимать Лилу, если та вернется.
55
Я спросила у синьоры Мануэлы адрес, простилась с ней и через весь город отправилась к Микеле: на метро доехала до Мерджеллины, немного прошла пешком и села на автобус до Позиллипо. Меня снедало любопытство. Я уже привыкла к мысли, что обладаю некоторой законной властью, что меня окружает ореол высокой культуры, и мне было очень интересно взглянуть на другое, наглое воплощение власти, которую я наблюдала с детства; она произрастала из произвола, безнаказанных преступлений, фальшивых улыбок, изображающих законопослушность, и показного расточительства — в общем, из всего, чем славились братья Солара. Но и тут Микеле от меня ускользнул. В квартире на верхнем этаже нового дома я нашла только Джильолу. Она посмотрела на меня с явным удивлением и столь же явной неприязнью. Я поймала себя на мысли, что любезничала с семейством Спаньюоло, пока в любое время дня и ночи бегала к ее матери звонить, а после того, как установила телефон у нас дома, и думать о них забыла. И вдруг хмурым дождливым полднем без предупреждения заявляюсь в Позиллипо, в квартиру будущих молодоженов, где все еще вверх дном. Мне стало стыдно, и, чтобы загладить свою вину, я притворилась, что безумно рада встрече. Поначалу Джильола вела себя сдержанно и настороженно, но потом желание похвастаться взяло в ней верх. Она мечтала, чтобы я ей позавидовала и признала, что ей повезло больше, чем остальным девчонкам квартала. Она повела меня показывать дом, комнату за комнатой, внимательно следя за моей реакцией и ликуя, когда я шумно восхищалась. Дорогущая мебель, роскошные люстры, две огромные ванны, гигантский водонагреватель, холодильник, стиральная машина, три телефона, к сожалению еще не подключенные, телевизор с большим экраном и даже лоджия, напоминающая благоухающий сад, полный цветов, — жаль только, погода не позволила оценить их во всей красе.
— Смотри, какой вид на море! А на весь Неаполь? А на Везувий? А небо, небо какое! В квартале такого не бывает!
Действительно, ничего подобного я раньше не видела. Свинцового цвета залив казался словно оплавленным по краям; прямо над нами плыли густые всклокоченные тучи, а где-то дальше, между морем и тучами, зияла похожая на порез длинная полоса слепящего света, утыкаясь в фиолетовую тень Везувия. Мы долго стояли и смотрели вдаль, и ветер раздувал наши юбки. Меня заворожила красота Неаполя; даже с балкона профессора Галиани, в гостях у которой я была несколько лет назад, вид был не такой величественный. К бетонной уродине, обезобразившей облик города, прилагался — за очень большие деньги — невероятной красоты пейзаж. Именно его и приобрел Микеле.
— Тебе что, не нравится?
— Это потрясающе!
— Не идет ни в какое сравнение с квартиркой Лины, правда?
— Какие уж тут сравнения.
— Я сказала — Лины, а ведь там теперь Ада хозяйничает…
— Да.
— Тут живут люди побогаче.
— Конечно.
— А что это ты морщишься? Что-то не так?
— Что ты! Я очень за тебя рада!
— Да уж, каждому свое. Ты выучилась, книги вон пишешь. А у меня зато есть это.
— Да.
— Как-то ты это странно говоришь.
— Нисколько.
— Ты бы посмотрела на таблички на доме. Тут живут сплошь инженеры, адвокаты и известные профессора. Конечно, квартиры здесь стоят дорого, но, я думаю, если вы с мужем подкопите, сможете купить себе такую.
— Это вряд ли.
— Он что, не хочет жить в Неаполе?
— Это исключено.
— Никогда не говори никогда. Ты везучая. Я же слышала голос Пьетро по телефону, а потом видела его из окна — сразу видно, он парень добрый. Не то что Микеле. Он все сделает, как ты захочешь.
Она потащила меня в дом; ей хотелось чем-нибудь меня угостить. Она достала ветчину, сыр проволоне, нарезала хлеб. «Нормальной еды пока нет, мы же еще не заселились, — извинилась она, — но потом, когда будете с мужем в Неаполе, заходи обязательно, посмотришь, как я все тут устрою». Она широко распахнула сияющие глаза, изо всех сил стараясь погасить мои последние сомнения в ее превосходстве. Я на миг представила себе, как мы с Пьетро приезжаем в Неаполь и идем в гости к ним с Микеле… Впрочем, она сама не верила в то, что говорила, и ненадолго умолкла, чтобы вскоре продолжить свои похвальбы, но уже совсем другим тоном. «Да, мне тоже повезло, — заявила она с каким-то странным вызовом. — Возьми Кармен — докатилась до какого-то заправщика. Пинучча мается с этим идиотом Рино. Ада — шлюха при Стефано. А у меня — Микеле. Он красивый, умный, он всеми командует. И все-таки согласился на мне жениться, и вон какую квартиру купил, а уж какую свадьбу отгрохает! Даже персидскому шаху с принцессой Сорайей такая не снилась. Видишь, какая я хитрая: я на него давно глаз положила». Она еще долго распространялась по поводу своей ловкости, благодаря которой захомутала Солару и все его богатства, но постепенно ее голос звучал все жалобнее: ей было одиноко. «Микеле, — сокрушалась она, — почти не бывает дома. Иногда мне кажется, что я сама за себя замуж выхожу. А ну посмотри на меня: я вообще-то существую? — спросила она неожиданно, будто и правда ждала от меня ответа. — Или я так, пустое место?» С этими словами она ткнула рукой себе в пышную грудь, словно хотела убедиться, что не превратилась в бесплотный призрак. Но она и в самом лишилась себя — по вине Микеле. Еще совсем девчонкой он забрал себе ее всю, без остатка, сжевал и разрушил, а теперь, когда ей стукнуло двадцать пять, она стала для него чем-то вроде привычной вещи. Он шлялся по бабам, а на нее даже не смотрел.
