– Мы не палачи и не убийцы! Если есть способ остановить войну, его надо использовать, но не ценой жизни тысяч моряков! Юрий Илларионович, можно ли… гм, остановить флот Штатов на короткое мгновение, чтобы он переместился километров на сто отсюда? Сумеете рассчитать?
– Не знаю, – сказал Ковалёв неуверенно. – Я не специалист по древним компьютерам, знаю лишь общие правила пользования.
– Постарайтесь! Вряд ли управление древними компьютерами отличается от современных языков, раз мы люди.
Ковалёв повернулся к сверкающей огнями панели управления.
Лобанов поцокал языком.
– Это ты хорошо сказал – раз мы люди…
– Я имел в виду физиологию человека. Наши предки были такими же, как и мы, пользовались руками, ногами, глазами и мозгами, думали и чувствовали как мы. И даже если их компьютеры работали на иных принципах, ими также пользовались люди. Кстати, Дрёмов разобрался в антарктическом Куполе, хотя тот и принадлежал не гиперборейцам, а их врагам.
– Семье атлантов.
– Атланты пришли позже, вернее, ими стали потомки антарктов. Мы с тобой тоже потомки гиперборейцев, русские, потому нас и гнобят американцы, что они – потомки атлантов, а те в свою очередь – потомки Семьи антарктов.
– Мстят за прошлое?
– Не мстят, они живут так, мня себя самыми великими, на самом же деле вся их «великость» – суть выражения колоссального комплекса неполноценности.
– Хотелось бы мне встретиться со Знающими, поговорить о нашей истинной истории. Может быть, Юрий Илларионович посодействует, похлопочет за нас, чтобы мы вошли в их круг?
– Прежде надо выбраться отсюда живыми.
– Ничего, сообразим как-нибудь. Антарктическая машина имела спасательный модуль, и эта гора тоже должна иметь что-то в этом роде. Знаешь что… – Лобанов не договорил.
– Бросьте… оружие! – раздался за их спинами сдавленный женский голос.
Оба обернулись.
Инга стояла в пяти шагах, согнувшись, направив на мужчин ствол автомата, устроившийся на сгибе локтя. Глаза у неё были чёрные, пустые, равнодушные и полусонные.
– Инга… – пробормотал Вербов.
– Положите… автоматы…
Лобанов искоса посмотрел на товарища, и Денис проговорил, стискивая зубы:
– Опусти!
Капитан выждал паузу, но послушался.
Вербов освободился от ремня своего автомата.
– Всё кончено, полковник. Буфер в наших руках.
– Отойдите от пульта!
– Твои хозяева погибли, здесь только мы. Одна ты ничего не сделаешь.
– Отойдите!
Вербов помедлил, прокачивая возможные варианты ответов, поднял руки, сделал шаг.
– Ты меня… убьёшь? За что? – Он сделал ещё один маленький шажок. – За то, что я русский? За то, что я не желаю никому зла и воюю за справедливость?
Два шажка, ещё один.
– Стой! Я… выстрелю!
– Тебя зазомбировали, а я, к сожалению, не сразу догадался. Ну, убьёшь меня, Макса, Юрия Илларионовича, что изменится? Здесь никого больше нет, тебе никто не поможет. А наверху вот-вот начнётся настоящая война! Может быть, и ядерная! Ты этого хочешь?
Два шага. Ствол смотрит в лицо. Ещё немного…
– Ты хочешь, чтобы все погибли? Семь с половиной миллиардов человек?! В том числе – твои близкие, родичи, друзья… Семья?!
– Не подходи…
Подбородок упёрся в зрачок ствола.
– Стреляй! Но знай – я тебя… люблю!
Автомат в руке женщины дрогнул.
– Ты… меня?!
– Да! И ты это знаешь! Стреляй!
Глаза Инги наполнились слезами.
– Я не могу… хочу… и не могу!
Кто-то вырвал автомат из руки женщины. Лобанов.
– Дьявольщина! Обнять и плакать! Она же могла тебя пристрелить!
Вербов прижал Ингу к себе. В голове плыл туман. Сердце наяривало самбу. Руки дрожали. Но он был уверен, что она не выстрелит. Сказал глухо:
– Не могла… успокойся, милая, всё будет хорошо, мы справимся с этой бедой, обещаю!
Лобанов проворчал что-то, вернулся к статуе.
Инга пошатнулась. Вербов поддержал её, усадил на пол.
– Посиди, а лучше полежи, мы закончим с этим делом.
– Денис Геннадиевич, – позвал Ковалёв.
– Иду. – Он подбежал к археологу. – Разобрались?
– Кажется, нашёл искомое. – Ковалёв пошевелил чешуйчатыми джойстиками. – Вот, смотрите.
Экран напротив отреагировал каскадом картинок, последняя из которых представляла схему – корабли на поверхности моря и вода под ними внутри призрачного пузыря.
– Если я не ошибаюсь, этот объём можно «выключить» из потока времени на четыре-пять секунд.
– И куда он денется?
– Земля повернётся за это время и одновременно улетит вперёд на двенадцать тысяч километров.
– Почему на двенадцать?
– Это её диаметр. Если она пролетит больше, американский флот либо повиснет в воздухе, либо окажется в космосе, за пределами атмосферы. Вы же этого не хотите?
– Понял. В этот объём не попадут наши корабли?
– Не могу гарантировать, но судя по мониторам, наш флот находится в двадцати километрах восточнее, мы не должны его зацепить.
На спину Вербова легла рука. Он оглянулся.
– Что… вы… хотите… делать? – выговорила Вершинина.
– Развести флоты, чтобы они не начали стрелять…
– Мне… надо связаться…
– Тебе ни с кем не надо связываться, да это и невозможно.
– Я должна… ликвидировать… в случае провала…
– Разрешите мне? – сказал Ковалёв.
– Она запрограммирована…
– Я знаю. – Ковалёв встал, вгляделся в лицо женщины, глаза в глаза. – Инга Максимовна, я ваш друг! Вы должны это почувствовать!
Глаза Вершининой стали огромными.
– Я… чувствую…
Ковалёв жестом попросил Вербова поддержать её со спины.
– Верьте мне! Мы делаем благое дело! Вас заморочили, я помогу вам развеять этот морок, но и вы помогите мне!
Инга вздрогнула, прислушиваясь к себе.
– Чуете тяжесть в затылке?
– Да…
– Мысленно зажмите эту черноту, а я её подожгу!
Ковалёв прижал к вискам женщины ладони, застыл на несколько мгновений, закрыв глаза.
Инга раскрыла глаза шире… и потеряла сознание. Вербов подхватил её на руки.
– Уложите на пол, – глухо сказал Ковалёв, почти падая в кресло.
