Отвернувшись, Пастор безучастно произнес:
– Разницу всегда найти можно. Спускаемся, все, что нам нужно, мы увидели.
– Мне бы одной снайперской позиции хватило, чтобы это понять, – пробурчал Карат, пробираясь по колючему дереву. – Почерк Полиса ни с чем не перепутаешь, у них щитки одинаковые, наверное, их один мастер под копирку штампует.
– Как все новички, ты уверен, что знаешь почти все. Но ты ошибаешься, такие позиции могут оборудовать стрелки в самых разных регионах, а мелкие отличия в щитках с большого расстояния заметить трудно. Против зараженных удобно, против людей помогает хуже. Но как ты сказал? Комфортно? Комфорт все любят, без него долго на одном месте просидеть трудно.
Уже на земле Пастор произнес неожиданное:
– Нарисуй мне на бумаге, где именно лежит скреббер.
– Зачем?
– Затем, что на этом наше сотрудничество заканчивается. Больше мы не вместе – дальше ты действуешь сам.
– Вот это новости… – чуть опешил Карат, мысленно расставаясь со множеством начерно составленных планов добраться до жемчуга. – Может, будет лучше, если на месте покажу?
– Здесь не так много домов, как я понял, они могут служить точными ориентирами при описании.
– Скреббер не совсем здесь, он со стороны канала. Можно даже не рисовать, там шесть домов первой линии тянутся параллельно воде, он между третьим и четвертым лежит, если смотреть от канала. Линия не совсем ровная, но не ошибешься. И следы должны остаться, мы там несколько прикопанных мин подорвали, воронки небольшие и несвежие, но ты их вряд ли пропустишь.
– Карат, давай ты все же нарисуешь схему. Достаточно простой, но расставь дома правильно, укажи, где располагается канал и где воронки.
– Я тебе все не нарисую, но линию, которая к каналу ближайшая, – запросто.
– Возьми ручку и приступай. Вот тебе стол, вот тебе карта, с другой стороны рисуй.
Столом Пастор назвал свой рюкзак, лежавший на земле. Поверх папка с брошюрками для новичков пристроилась, она не сказать, что очень жесткая, но за неимением лучшего сойдет.
Карат, присев на колено, начал набрасывать примитивную схему, по ходу дела поясняя:
– Канал здесь один, других мы не видели, да и на карте твоей их нет, так что с ним ты точно не ошибешься. А вот здесь тянется та самая линия, где…
Договорить Карат не успел, сознание погасло в один миг, не успев осознать, каким именно способом его отключили.
Не похоже, что прикладом стукнули – тут что-то куда более эффективное.
И попахивающее подарками Улья.
Глава 33
Сознание покинуло тело в один миг и вернулось так же мгновенно, без мути, без забивающей здравые мысли боли, заработало с ходу, первым делом подсказав, что необходимо всеми доступными способами скрыть факт его возвращения. Оптимальная тактика в столь неопределенном положении – делать вид, что ты мертв, и, напрягая все возможности организма (за исключением зрения), попытаться разобраться в ситуации.
Начать, пожалуй, можно с вестибулярного аппарата. Только человеку, никогда не попадавшему в угрожающую жизни ситуацию, может показаться, что ничего полезного из него не вытащишь. Глупости – еще как вытащишь, ведь можно выяснить важнейший момент, в каком положении пребывает твое тело.
Судя по всему, тело расположилось на жестком стуле. Если вспомнить обстоятельства потери сознания, этот момент представляется странным, ведь оно должно валяться на рюкзаке Пастора или рядом с ним. Откуда в лесополосе взялся такой предмет меблировки и в придачу оказался под седалищем оглушенного Карата?
Подошвы отличных берцев, прихваченных все в той же богатой на ценное имущество деревне, информацию о поверхности, на которую опираются, не давали, но подспудно ощущалось, что она твердая, а это не имело ничего общего с покрытой толстым слоем прошлогодней перепревшей листвы почвой.
Обоняние не ощущало ни намека на запахи лесополосы, зато попахивало какой-то пыльной кислятиной. Эта вонь заставляла нехорошо напрягаться, потому как напоминала о крайне опасном для иммунных явлении – перезагрузке кластера.
Впрочем, и безо всяких запахов поводов для беспокойства хватало.
Слух тоже не бездельничал, и это мягко сказано. По сути, он давал львиную долю информации, но, увы, далеко не всю ее можно было интерпретировать. Шуршание, звяканье, ровное непонятное шипение, какое-то едва различимое бормотание, затем приглушенный стук, следом сухой щелчок и громкий, совершенно незнакомый мужской голос, четко проговаривая каждое слово, произнес:
– Пистолет, я Граната, прием. Пистолет, я Граната, прием. Да мать же вашу, в печку этот тухлый ящик, барахло убогое!
– Зырик, ты что рубать будешь: куриную или грибную? – спросили другим голосом, таким же молодым, как первый.
Невидимый Зырик в сердцах ответил одним рифмующимся словом, крайне нецензурно, на что его такой же невидимый собеседник, тщательно пытающийся показать, что он и сам высказываться мастак, но считает себя выше этого, ответил:
– Значит, на тебя куриную забиваю. И за базаром следи, с такими словами и накосячить недолго, сразу зацепятся.
– Припрется Наган, по-любому всех накосячившими выставит, если Скат так и будет фигней страдать. Слышь, давай мне лучше грибную.
– А сразу сказать нельзя было?
– А че не так?
– А то, что я уже распечатывать начал.
– Ты че, братану вонючий бич-пакет зажал? В жабу перекрасился?
– Твои братаны по свежим кластерам урчат, не того ты жлобом выставляешь. А лапша нормальная.
– Ролик, ты гонишь, лапша должна быть лапшой, а не хренью, из нефти и картона сделанной. Желудок не обманешь.
– Тебе что, шомполом ее запихивают? Что-то не нравится – свободен.
– Да просто достало меня все это. Че за дела вообще?
– Думаешь, меня не достало?
– Да я вообще ничего не думаю, тут думать нечего. Когда мы уже свалим отсюда? Скат всю печень проел. Все ему не так, и жрачка у него тоже никакая. Да и че я вообще забыл на западе, я на такое не подписывался, когда в роту шел.
– Пока залет не отработаешь, будешь там, куда пальцем покажут.
– Да я сгнию раньше, чем такое отработаю, на бабло полисовские четко ставят.
– Ну а че ты от них хотел?
– Суки барыжные.
– Ага, однозначно. Зырик, а что там, от Нагана? Тихо?
– А ты не слышал?
– Не, ну мало ли…
– Да легче через жопу докричаться, связь тут вообще никакая. Слышь, ну ты грибную-то не зажимай.
– Кончай переживать, я уже ее распечатал.
– А кто тут переживает? Я тебе что, девочка, чтобы переживать?
