– Зырик, заканчивай уже пургу гнать. Ты че такой дерзкий сегодня? Не в те уши гонишь, отвянь уже от меня. Лучше скажи, на клиента заваривать?
– На кой она ему?
– Ну рот-то то у него на месте, значит, жрать умеет.
– Сейчас Скат вернется и найдет его рту правильное применение. Вот только лапшу ему жевать не придется, это я тебе точно говорю.
Зырик противно заржал над собственной более чем сомнительной шуткой, а Карат наконец решил, что информации у него уже достаточно набралось, пора бы найти ей применение.
Он находится в замкнутом помещении: здесь нет ни намека на ветерок, на шуршание листвы, на ненавязчивые запахи полей или лесополос, звуки разносятся характерно, будто дело происходит в просторном доме или квартире, но никак не под открытым небом.
В помещении, помимо Карата, находятся двое, и они вряд ли дружелюбно настроены по отношению к своему гостю. К тому же в разговоре всплыл некий Скат, очевидно, человек, а не хрящевая рыба или резиновое покрытие автомобильного колеса, его возвращение грозит привести к чему-то негативному.
Эти двое – личности примечательные. Судя по голосам, ни одному, ни второму и двадцати пяти не исполнилось, даже с учетом того, что Улей склонен вольно обращаться с возрастом тех, кто попадаются в его ловушку. Тут, помимо честно прожитых лет, используется индекс возраста – цифра, условно показывающая, на сколько человек выглядит. Сорокалетние и старше, у которых она на двадцать с хвостиком, – далеко не редкость. Но это явно не тот случай – речь выдает, что жизненного опыта у парочки всего ничего.
Ребята явно стараются выглядеть посолиднее, причем о солидности у них свое представление, не сказать, что мудрое. Похоже, оба побывали на Внешке или близких к ней территориях, и не просто проездом проскочили, а потерлись там среди местных. У тех в порядке вещей изъясняться на «фене». Надо признать, что мало у кого это получается без фальши, но народ старается, как может, иной раз настолько уморительные фразы проскакивают, что от смеха рот может порваться, а собеседник при этом смотрит на тебя круглыми глазами, он ведь вполне серьезно высказался.
Почему чуть ли не поголовно «жгут глаголом» именно на Внешке и в ее преддвериях? Сложный вопрос. Карату доводилось слышать мнение, что именно туда стекаются асоциальные элементы со всего обитаемого мира, навязывая остальным свою манеру общения. Глупость, конечно, ведь набраться таких словечек не каждому дано, даже среди сидельцев далеко не все скатываются до искаженной речи. Больше нравится мысль, высказанная одним пьяным до философского настроя рейдером, заявившим, что восток – это сплошная зона. Там ведь, куда ни плюнь, попадешь в лагерь муров с их почти обязательными фермами за колючей проволокой, рабскими торгами и прочими уродливыми явлениями, в той или иной мере связанными с ограничением свободы. Внешники с загонами и клетками, набитыми новичками, тоже обычное дело. Да и сама обстановка, в которой невозможно остановиться, перевести дух, сходить в магазин, в баню или расслабленно посидеть в баре за рюмашкой коньяка, тоже ассоциируется с заключением.
А еще среди интеллектуально недоразвитых иммунных укрепилось мнение, что Внешка – территория самых крутых. Именно там промышляют абсолютно отмороженные рейдеры, для которых нет ничего невозможного в том, чтобы устраивать засады на грозных восточников. Именно там можно широко прославиться, подловив особо нехорошего, всех доставшего мура. И там же человеческим разборкам меньше всего мешают зараженные – их популяция минимальна, опасных тварей мало, даже самая мелкая элита встречается нечасто, а уж с крупной доходит до того, что местами за неделю странствий старого следа не увидишь.
Нет ничего удивительного в том, что самые безнадежные личности, пугающиеся собственного чиха, стараются выглядеть как можно круче, идут ради этого на самые нелепые ухищрения, действующие разве что на совсем уж безнадежных глупцов. В Улье это выражается в том, что недалекие ребята старательно корчат из себя «четких пацанчиков», в том числе при помощи специфичного сленга Внешки: неторопливые фразы, где каждое слово проговаривается пусть и сквозь зубы, но внятно и резко, с оттенком пренебрежения как к собеседникам в частности, так и ко всему Улью вообще. Помимо этого, требуется обязательное вкрапление «фени» или того, что ты подразумеваешь под ней, к месту и просто так, и, самое главное, слово «что» находится под категоричным запретом, его следует заменять на тупое «че».
Забавно, но некоторые относятся к этому очень серьезно. Вот только настоящим «четким» не нужно корчить из себя невесть что, они не лезут из кожи, пытаясь кому-то что-то доказать, они сами по себе доказательство, в сомнительной мишуре не нуждаются.
В этом помещении «четких» нет. Эти ребята до нелепого смешно что-то пытаются доказать, пыжатся, даже общаясь между собой, без свидетелей, а это говорит лишь об одном – Карату они не противники. На что угодно можно поспорить – захватили его не эти недалекие юноши, здесь поработали другие.
И эти другие могут появиться в любой момент.
В общем, надо прямо сейчас сказать этому месту «прощай», пока нет серьезного народа.
Хоть и жаль расходовать силу дара Улья, но придется.
Карат, рутинно напрягая уши, вошел в состояние сверхскорости и, не шевелясь, начал медленно открывать глаза. Старался не напрягаться даже в такой малости, экономить резервы всеми доступными способами, поскольку жизненный опыт подсказывал, что, скорее всего, они ему пригодятся до последней капли.
Так и есть, дело действительно происходит в помещении. Голые бетонные стены, дверной проем без дверей, такой же пустой оконный завешен брезентом, свет через него едва пробивается, поэтому обстановка сумрачная, будто в пыльный подвал попал. В углу, возле походной газовой плитки, на корточках расселся парень лет двадцати: в камуфляжных штанах и черной футболке, лицо простецкое, бритый налысо, на макушке синеет мудреная татуировка. Перед ним на сомнительной чистоты картонке разложено несколько распечатанных белых одноразовых посудин, похоже, та самая лапша, тема которой неоднократно поднималась в подслушанном разговоре.
Второго парня аналогичного возраста Карат разглядел, скосив взгляд и чуть повернув голову, она была опущена на грудь – очень неудобное для наблюдения положение. Сидит на пластиковом ящике возле сложенных у стены шлакоблоков, на них, как на столе, установлена рация, от которой в дверной проем уходит черный провод. Морда крысиная, прическа, будто шкурка мышиная, усики Гитлера, крайне неприятная внешность – таким типам только за нее прокуроры добавляют пару лет.
Оружия в руках нет, да и будь оно – ничего не изменит, ведь против человека, умеющего ускоряться до таких величин, самый крутой ствол – просто безобидный предмет обстановки.
Подняться не получилось – через грудь в несколько оборотов протянута крепкая на вид веревка, жестко прижимающая грудь к спинке стула. Руки заведены назад и слушаться отказываются, там и на ставших чужими ногах не обошлось без пут.
Ситуация не на шутку серьезная, но небезнадежная. Для Карата не безнадежная. Есть у него один вариант. Без гарантии, к сожалению, но есть.
