Пастор, шагая впереди шагах в двадцати, держался с прежней расслабленностью. Но, похоже, затылком видел, что его пленник обеспокоен и снизошел до сомнительного утешения:
– Не надо так напрягаться, зараженных здесь нет, они не любят показываться в таких местах.
– Я знаю, что их тянет к деревням и городам, но нарваться можно где угодно, хоть посреди дремучего леса или пустыни.
– Дело не в пище, они боятся.
Что?! Если здесь опасаются показываться твари, то из такого места следует уходить как можно быстрее.
Карат, в свете таких мыслей, решил кое-что уточнить:
– Мертвяки не такие уж и трусы, кого им здесь бояться?
– Скребберов.
– Шутишь, что ли?
– Отнюдь. У зараженных на уровне инстинктов записано, что именно в таких местах скребберы встречаются чаще всего.
– Это в каких таких местах?
– А вот таких.
Пастор, вырвавшись вперед, уже успел добраться до перегиба рельефа и указывал вниз – на другой склон, который прежде прятался от взоров.
Карат сделал еще десятка полтора шагов, прежде чем увидел, на что, собственно, указывает сектант.
Остановившись, с высоты приплюснутого холма во всей красе разглядел дорогу, по которой придется идти дальше. Не сводя ошеломленного взгляда с открывшейся картины, покачал головой:
– Да ты спятил…
Глава 22
С тех пор как судьба Карата решительно свернула на непредсказуемую стежку, практически сто процентов времени он проводил на стандартных и стабильных кластерах, как все прочие иммунные.
Но был в его биографии миг, из-за которого говорить о чистых ста процентах нельзя.
А сегодня этот миг повторился и грозил затянуться надолго.
Возможно, навсегда.
Трава, сминаемая подошвами, рассыпалась со звонким хрустом, будто это и не трава вовсе, а тончайшие изделия мастера-стекольщика. Звук пробудил детские воспоминания о временах, когда Карат доламывал пострадавшие украшения с новогодней елки (или даже успешно покушался на целые).
Стеклянный хруст шагов и тяжелое дыхание двух людей, забредших в места, в которые соваться не следует, – это единственные звуки, которыми сопровождалось продвижение Карата и Пастора с момента, когда они спустились к подножию того самого пригорка, с вершины которого удалось разглядеть специфические особенности начинавшегося ниже кластера. Здесь не пели птицы и не стрекотали кузнечики, лишь изредка налетавшие порывы ветра шевелили стебли травы и ветви деревьев, из-за чего возникал едва слышимый то ли шелест, то ли перезвон.
А вот и очередной порыв, на редкость сильный, эдакий миниатюрный шквал, который выдыхается за несколько секунд, но способен успеть вырвать зонт из рук или засыпать глаза колючей пылью. Затрепетала крона дерева, одна из веток отломилась, полетела вниз, стуча при этом по другим ветвям и при ударах рассыпаясь со стеклянным хрустом.
До земли долетела лишь поблескивающая антрацитовая труха.
Такие места в этом мире называют черными или мертвыми. Карату больше нравится второе определение, потому что здесь и правда нет ничего живого. Те же деревья и кусты, та же трава, обычные домишки виднеющейся далеко левее деревушки, и комбайн, застывший на краю поля, с виду ничем не отличается от виденных ранее.
Кроме одного большого НО – на мертвом кластере абсолютно все состоит из поблескивающего антрацита, и только.
Нет, каменный уголь тут ни при чем, просто очень на него похоже, аналогию получше Карат подобрать не сумел. Он понятия не имеет, какой химический состав у этой субстанции, которая неизбежно заполняет собою все, что попадает на такой кластер. Процесс далеко не мгновенный, допустим, человек способен протянуть здесь несколько часов, после чего умирает, и лишь потом чернота начинает пожирать его тело.
Но сам процесс пожирания начинается с первых шагов по мертвой земле, просто поначалу он не столь заметен и разрушителен, исподволь работает, подтачивает неспешно, но верно. Новичкам, не приспособленным к Улью, лучше вообще в такие места не соваться. Карат это знает по себе, сталкивался однажды, не забыл, каково ему тогда пришлось. Нет, не сказать что загибался от боли, но до того тошнотворно, что словами не передать – небо от земли отличить не мог, смешной ширины черную полоску преодолевал, извиваясь, как червяк, перекатываясь с боку на бок, чудом не потеряв направление.
Но, по меркам Стикса, это было давно. Время прошло, Карат изменился. Не так, конечно, как люди, вроде Пастора, но чернота его с ног сбить не может.
Точнее, может, но не с первых шагов. Свое она обязательно возьмет, но позже.
Не сказать, что сейчас обошлось без негативных ощущений. Да, подташнивало, да, головокружение то и дело накатывало, губы болезненно ссыхались, глаза резало – в общем, нехороших симптомов хватало. Но это можно терпеть, и, главное, нет нужды ползать, Карат держится на ногах, ходит уверенно, не падая и не спотыкаясь.
Пастор сразу предупредил, что идти придется далеко.
Ему хорошо, он старожил Улья, таким везде проще, даже на мертвом кластере. Карат в сравнении с ним – тот еще слабак, как бы не окочуриться на опасно затянувшемся пути. Шутки в сторону, тут даже электроника не выдерживает, выходит из строя, и вообще с электрическими процессами беда.
Ну какие могут быть транзисторы и микросхеме в древнем мопеде с простейшим движком? Ну да, свеча дает искру, провода и все такое, но техника дубовая, все на свете выдерживать обязана.
И тем не менее любой двигатель здесь глохнет сразу, а затем не всегда заводится после самого кратковременного пребывания на черноте. Мертвый кластер достает даже до самолетов, причем чем выше они пролетают, тем сильнее страдает как электрика, так и люди – сердце может вмиг остановиться даже у иммунного, которого трудно назвать новичком.
Еще одна подлая особенность черноты – ее невидимые границы уходят вверх под непостоянными углами. У таких кластеров тоже есть что-то вроде перезагрузки – явление непредсказуемое, многое меняющее, так что маршрут, по которому самолеты летали вчера и сегодня, завтра может преподнести неприятнейший сюрприз.
То, что здесь электроника не выдерживает, наводит на самые мрачные мысли, даже без учета окружения (надо признать, мрачнейшего). А когда зелень овсяного поля, оставленного позади, окончательно скрылась за черными деревьями, стало так тоскливо и страшно, что хоть бери да вешайся. Нервишки у Карата обычно не шалят, но тут будто взбесились, так и подмывало помчаться назад без оглядки. Очевидно, кластер на мозг воздействует или напрямую на психику – поди пойми. Но то, что настроение явно ненормальное, крайне нетипичное – очевидно.
Тошно и телу, и душе, шагают без разговоров, каждая минута кажется часом, а это еще больше заводит механизм то и дело накатывающих приступов паники, ведь всякий знает – на мертвом кластере долго не проживешь, он убивает медленно, но верно.
