– Не думаю, что она создана исключительно ради нашей безопасности.
– В этом ты, конечно, прав, но почему нам нельзя пользоваться ее побочными эффектами? Все, что помогает жить, ценно. Я бывал на востоке. На том самом востоке, за которым нет ничего, кроме черноты. Слышал о таком месте, о границе мира?
– Удавка? Линия, за которой ничего нет?
– Так считают только те, кто мало знает. Нет никакой линии. Однажды я забрался на высокую вышку и с ее вершины долго смотрел на восток. День был ясный, а бинокль хороший, я смог заглянуть далеко. Я видел островки зелени и пятна воды, окруженные этим, как ты говоришь, антрацитом; видел, что чем дальше на восток, тем меньше их становится; а затем, за какой-то очень и очень нечеткой чертой, будто отрезало – за ней лишь сплошная чернота тянулась, ничего, кроме нее, разглядеть не получалось. И эти пятна, они иногда отстоят так далеко от соседних, что выбраться оттуда даже мне не под силам, а уж тебе тем более. Они часть Улья, но, получается, живут сами по себе, ни с чем не связаны. Далеко не всегда это стабы, хватает и стандартов, с которыми могут прилетать деревни и города. Представь, каково это, проснуться поутру и обнаружить, что твой город окружен мертвой зоной, по которой и трех шагов не пройдешь, потому что ты новичок, ни на что не способный, упадешь, и метра не преодолев, и, если не выберешься назад, умрешь и почернеешь. В такой ситуации имеется, конечно, значительный плюс – твари из окрестностей не набегают, но совсем без них не обойтись, ты же понимаешь. Соседи, родные и друзья превращаются в зомби из телевизора и начинают поедать тех, кто превращается слишком медленно или вообще не собирается превращаться. Проходит время, на кластере остаются только зараженные и новички, которым повезло пережить первые дни и как-то приспособиться. И те, и другие существуют на все том же пятачке, выбраться с которого невозможно. Кто-то, переборов себя, все же уходит куда-нибудь, чтобы спустя минуты или часы присесть и, застыв в такой позе, начать чернеть, другие остаются до самого конца. То есть до перезагрузки. Уходят под откат, погибают в один миг или превращаются в идиотов, на их место прилетает новая порция мяса, которое быстро осознает, что оно заперто со всех сторон, и цикл полной переработки повторяется. Раз за разом одно и то же, никто не выживает, надежды нет вообще. Так что тебе сильно повезло, что ты не оказался в таком вот необычном кластере.
– Тебе тоже.
– Нет, обо мне говорить не надо, со мной другая история, и она не похожа на твою.
– Как в таком кластере могут остаться иммунные? Нестыковка получается.
– О чем ты? Иммунные всегда остаются, первые проценты или доли процента – почти всегда по-разному, но полного заражения не бывает.
– Я не об этом. Сколько иммунный продержится без живчика? А какой период перезагрузки? Это ведь может растянуться на месяцы, а столько не протянуть. Их ведь начнет корежить, а они знать не знают, в чем проблема, и объяснить некому.
– А, вот ты о чем. С этими, с запертыми людьми, обычно все просто. Есть такая особенность у новичков – если они не выходят из родного кластера ни на шаг, не сильно напрягаются, не голодают и не получают серьезные травмы, потребность в споровом растворе у них остается на минимальном уровне. Максимум, что им грозит: головные боли, легкие недомогания, сонливость. Протянуть месяц или два до перезагрузки могут с легкостью, в некоторых случаях даже больше. Правило это работает не везде, и надо не забывать, что даже один шаг за пределы родного кластера превращает тебя в обычного иммунного со стандартной споровой зависимостью. Хотя твой вопрос, конечно, интересен. Карат, ты никогда не задумывался: как мы вообще догадались, чем надо спасаться?
– Не приходило в голову, она у меня вечно другим занята.
– Ответ прост, он на поверхности лежит, не заметить его тяжело, я думал, что это каждому известно. Все дело в том, что это в нас заложено на уровне инстинкта. Даже если совсем несведущему новичку попадет в руки споран, он его, не задумываясь, забросит в рот, не протерев и без малейших колебаний. Разумеется, это в том случае, если он уже страдает от споровой лихорадки.
– И что с этого? Споран надо растворить в спиртовом растворе и процедить, а не глотать.
– Я не говорил, что попавшие в трудную ситуацию новички его глотают. Они его обсасывают, как леденец. Слюна, конечно, не спирт, но она богата ферментами и медленно растворяет споран. И вот еще что интересно – растворяется именно то, что нам требуется, а та «щетина», которая при попадании в желудок может тебя отравить, остается. При таком способе употребления ее, конечно, не процедишь, но это необязательно, можно просто выплюнуть – результат будет таким же. Она не хаотично распределена по виноградине, у споранов радиально-лучевая структура, ядовитые иголки, или, правильнее, волокна, тянутся из общего центра к краям во все стороны, прикреплены они достаточно надежно. Получается, если не грызть зубами, обсасывать осторожно, ничего плохого не случится, главное – ни в коем случае не проглатывать остаток, это даже для старожила неприятно, а новичка может убить.
– И откуда у новичков берется такой инстинкт?
– А вот это, Карат, королевский вопрос, как, впрочем, и многие похожие на него. Подумай над ним. И над другими тоже подумай. Улей любит тех, кто думает не только о нашей вечной проблеме.
– Вечная проблема – это как бы прожить еще один день?
– Ну а какая же еще?
* * *
С местом для ночлега Пастор не подкачал – Карату оно понравилось. Балка с пологими склонами, которые утопают в зелени кустов и невысоких деревьев – есть, где уединиться, не попадаясь никому на глаза. Хотя прятаться здесь не от кого, но эта потребность уже успела въесться в мозг, располагаться на открытом месте не хочется даже ненадолго. Вода в роднике тоже пришлась по вкусу – холодная, чистейшая, такую хочется пить, не останавливаясь. То, что источник облагородили при помощи кусков гранита, а рядом из таких же камней соорудили очаг, лишний раз доказывает, что этот весьма и весьма уединенный стаб иногда все же посещается.
Теми, кто знает о его существовании.
Пастор задумал почти немыслимое – начал ломать сухие ветви и предложил Карату заняться тем же самым. Решил костер развести, благо имеется готовый очаг, где можно с незатейливыми удобствами согреть уважаемую всеми иммунными тушенку.
Вот ведь эстет, ее и холодной употреблять можно или на таблетке сухого горючего подержать, а костер – это тебе не сигарета, едва тлеющая, это источник серьезного пламени, которое зараженные способны разглядеть за много километров. Запашок, само собой, тоже унюхать не проблема, ну и плюс ко всему прочему – столб демаскирующего дыма.
Тут, конечно, низина, может, и некого бояться, но как-то не по себе. Хотя, если вспомнить недавнее прошлое, Карат и сам однажды решился на такое. Но в тот раз он расположился на острове, окруженном широкой водной гладью, столь нелюбимой зараженными, удаленные берега утопали в тростнике на всем протяжении, заметить через его поросли костер – все равно что через бетонную стену пытаться рассмотреть включенный телевизор. К тому же тот костер и костром назвать язык не повернется – так себе костерок. Вдобавок чуткий сон Карата сторожил Гранд, а кот в вопросах безопасности подводил редко, зараженных он обычно засекал до того, как те замечали его хозяина.
