Пришелец не думал вставать, он только посмотрел на женщину своим безумным взглядом:
— Абсолютное безумие, — произнёс он одними губами. — За три дня они вырезали людей больше, чем мы за триста лет. Иссельдар, видели бы вы его во дни расцвета. Что все ваши столицы Лондон, Париж, Москва, Берлин, Петербург вместе взятые, они едва ли могли сравниться с ним по величию и той славе, что ходила об этом городе по всему миру. Три сотни лет ни одна вражеская армия и на тысячу вёрст не подходила к его стенам, а в тот день его улицы были завалены трупами, в прямом и переносном смысле слова.
Женщина уже отпустила руку и стояла рядом, с ужасом смотря на незваного гостя. Тот же, внезапно замолчав, встал и, вернувшись к своей кровати, присел на неё, сцепив руки перед собой в замок.
— Против них вывели курсантов, — продолжал он. — Когда толпы вырвались к зданию академии. Их вывели навстречу толпе. Двести парней. Им роздали солдатские винтовки и поставили поперёк площади в два ряда, первый с колена, второй стоя, всё по науке, откуда-то притащили два пулемёта, никто не выжил… их просто смели, дали несколько залпов скосили первые ряды, а тех как прорвало, кто-то может быть и рад был кинуться бежать только там уже лезли с соседних улиц.
— Парень ты о чём? — обеспокоенно спросил его хозяин дома, переглянувшись со своей женой, ещё не понимая: перед ним просто сумасшедший, или всё намного хуже.
Но странник, словно не замечал его:
— Наутро они подвели к городу дирижабли, седьмой воздушный флот, полдня висели в небе, ждали приказа, приказа так и не поступило. Чёрт побери, какое это было сумасшествие, они же были готовы столицу империи сровнять с землёй, как делали до этого десятки раз провинциальными городками. Благо у императора хватило разума это остановить, а ведь многие до сих пор ставят ему это в вину.
Женщина подошла к нему и, положив руку на плечо, тихо сказала:
— Вам нужно поспать. Вам просто нужно поспать.
На следующее утро Ласкар обнаружил себя в маленькой комнатке, находящейся, судя по всему, на втором этаже дома, на что помимо вида из окна указывала форма потолка, наклонного сходящегося к средней линии по форме крыш в деревенских избах. Кровать была старая, металлическая с едва чувствовавшейся через матрас железной сеткой и железными решётками, возвышавшимися в изголовье и чуть меньше в ногах. В комнате ещё чувствовались последствия того бардака, что был здесь до того, как хозяева решили поселить здесь неожиданного гостя. Буквально в полуметре от кровати лежала гора хлама, прикрытая старым полотном, на котором сверху, словно пресс-папье, стояли старинные часы с кукушкой, а в углу возле деревянной двери стояло, пожалуй, ещё более древнее трюмо, нимало удивившее оперативника ордена, одним фактом своего нахождения в этом доме.
Внизу послышались шаги и хлопок двери вперемешку с несколькими детскими и одним взрослым женским голосом. Ласкар на мгновение замер, прислушался, Лемевинкс, подбежав к своему хозяину, расположился около его босой ноги и выжидал. Заметив на стоявшей возле кровати табуретке аккуратно сложенную клетчатую рубашку и брюки из плотной ткани светлого песочного цвета, судя по всему оставленные для гостя. Одежда была явно не новой, но дырок или других недостатков заметно не было.
Он оделся и осторожно, по привычке прислушиваясь и осматриваясь у каждого угла, вышел из комнаты и спустился вниз по достаточно крутой лестнице. Внизу он оказался в маленькой комнате, где возле стены стояла прикрытая старым клетчатым пледом кровать, а в углу возле побелённой каменной печи стояла сложенная раскладушка. В другом углу находилась тумбочка, на которой стоял странный прибор похожий на чёрный куб, слегка сужающийся к задней грани, имея на противоположной стороне чуть выпуклое серое стекло. До попадания в этот мир Ласкар слышал, что подобные устройства есть здесь практически в каждом доме и являются чем-то вроде радио передающего вместе со звуком ещё и изображение, и всем бойцам ордена предписывалось не использовать его вследствие опасного воздействия на рассудок. Также как-то вскользь упоминалось, что эти приборы используются правительствами местных государств для пропаганды, имеющей поистине невероятное воздействие на население. Хотя сам Ласкар в эти предупреждения верил не особо, он уже достаточно разочаровался в людях, чтобы считать, что они могут оскотиниться и без помощи новейших технологий коммуникации.
В соседней комнате, намного большей по размеру, где, как понял Ласкар, его положили вчера, у стены стоял диван, а в углу противно жужжало ещё одно устройство, вертикально поставленный белый параллелепипед, с двумя дверцами и та, что сверху была намного меньше нижней. В центре комнаты, как и вчера, располагался длинный стол и несколько стульев рядом с ним. В этой-то комнате и находилась сейчас большая часть семейства, вернувшегося, как понял Ласкар, из церкви, мать и четверо детей, ещё один мальчик, судя по всему, уже убежал в ещё одну третью комнату. Женщина была в белом платке на голове, она стояла посреди комнаты и, держа за руку, за что-то отчитывала своего сына лет пяти-шести, но, заметив гостя, тут же остановилась и пристально посмотрела на него с тем нерешительным лицом, что бывает у человека, когда он никак не может определиться, стоит ли ему бояться или нет. Дети так же уставились на него, но на их лицах читалось скорее любопытство, нежели страх.
— Вам уже лучше? — не то спросила, не то констатировала женщина. — Мы сейчас будем обедать, вы к нам присоединитесь.
— Почту за честь, — ответил Ласкар, медленно двинувшись навстречу, одновременно взглянув на настенные часы удивлённый словом «обед».
На стол накрывала мать, которой помогали старшие дети: девочка и мальчик, единственные, кому среди детей этой семьи можно было дать больше десяти лет. Все остальные, словно стеснённые присутствием гостя или сидели, или стояли неподвижно, время от времени, украдкой поглядывая то на незнакомца, то на диковинного зверька, всюду его сопровождающего.
— А кто это такой? — спросил один из мальчиков, которого как понял Ласкар, звали Антоном, указывая на Лемевинкса.
— Это мангуст, северо-ситорийский мангуст, единственное существо способное выжить в схватке с угольным аспидом и единственные из своего вида имеющие достаточно длинные зубы для… — странник внезапно осёкся.
— Для чего?
— Тебе лучше не знать.
Когда на столе уже стояли семь тарелок с супом, над которыми вился едва заметный пар, и дети начали подбегать к своим местам, Ласкар тоже подошёл к столу выбрав стул рядом с местом во главе.
— Вот возьмите это, — произнёс Ласкар, кладя на стол две золотые монеты, с изображениями какого-то мужчины в профиль на реверсе и на аверсе поднявшимся на задние лапы драконом. — Здесь по двенадцать граммов золота, почти унция, оно благо ценится во всех краях.
— Уберите это, немедленно, мы помогли вам не ради…
— На пайке из гордости долго не проживёшь, лучше возьмите, помогите ещё раз, дайте хоть в последние дни жизни совершить доброе дело помимо исправления собственных ошибок.
