Все разговоры в комнате прекратились, и повисла тишина, нарушаемая только мягкими шагами босых ног Крейтона, медленно подходившего к своей жертве. Он схватил его за руку и вывернул её, так что Николай тихонько застонал, вывернувшись всем телом, чуть приподняв голову над ковром.
— Моя мать была добродетельной женщиной, и ты сучёнышь, даже упоминать о ней не смеешь, — при этих словах Крейтон ещё сильнее вывернул руку Коляну, так что тот непроизвольно вскрикнул. — А вот теперь повтори ещё раз, что ты с ней делал, а то я не расслышал.
В ответ было лишь глухое мычание. Двое из друзей лежавшего, освободившись от оцепенения, подбежали к нему помогая подняться с земли, благо Крейтон великодушно отпустил руку своего противника, предоставив поднимать его уже другим людям. Лишь Кистенёв крикнул им суровым голосом: «Только на ковёр его не кладите, потом кровь оттирать придётся».
Мессеир, который, казалось, уже полностью протрезвел, прошёл к дивану и плюхнулся на него, тяжело вздохнув, обвёл тяжёлым взглядом всех присутствующих, которые за исключением Коляна и двух его друзей смотрели на пришельца с нескрываемым ужасом и удивлением.
— Ну что, щенки думаете, будете жить вечно. А оно может и так. Какому из жнецов смерти захочется тупить свою косу о ваши никчёмные жизни. Только я, кажется, понял, почему здесь так не любят мечтать о бессмертии, потому что только идиот будет стремиться растянуть всё это подольше. Что вы за люди такие, едите, что скажут, пьёте что скажут, одеваете что скажут, живёте как по написанному. Как будто вы рождены были только для того чтобы было кому есть и носить всю ту дрянь которой завалены ваши магазины, общество потребления, чёрт возьми, как точно подмечено. Вот вы, — Крейтон указал на одну девушку. — Анастасия, да я запомнил все ваши имена, мне это несложно. Вот вы когда в последний раз встречали восход. Вживую, не на экране своего ненаглядного смартфона, не на фотографии, а по-настоящему смотрели, как солнце понимается из-за горизонта, а, год назад, два, три.
Девушка удивилась, не зная что сказать, посмотрела на Кистенёва словно ожидая подсказку, но тот стоял с серьёзным и даже злобным видом, скрестив руки на груди, и она только сильнее испугалась, не ответив на вопрос Мессеира ни слова.
— Всё с вами ясно, — тяжело вздохнул Крейтон. — Ну ладно, тогда вопрос полегче: ради чего вы живёте и ради чего готовы умереть.
Глава десятая. ОБОРОТНИ В ПОГОНАХ
Семелесов с трудом различал картинку, что видел перед глазами. На самом деле, он практически не видел ничего вокруг, только осознавая по отрывкам изображения, что находится на неширокой улочке с мещанскими домами по сторонам. Вряд ли из этого можно было что-то понять, но он на каком-то подсознательном уровне понимал, что это был Екатеринбург, и он точно знал год: одна тысяча девятьсот восемнадцатый от Рождества христова. Также точно он осознавал, что вооружён, хотя не знал, где хранится его оружие, и что вообще он взял с собой. Даже сама цель его пребывания здесь была одновременно очевидна и непонятна.
Он не заметил как на улице, наступила ночь, да и не должен был. Всё что говорило ему об этом, опять было лишь его внутренней уверенностью, что сейчас стемнело и он может приступить к осуществлению задуманного. Алексей увидел перед собой дом Ипатьевых, почему-то в чёрно-белом цвете и почему-то именно с того ракурса с которого тот был запечатлён на единственной фотографии, которую видел Семелесов. Далее всё происходило ещё более сбивчиво, хотя на этот раз Алексей уже отчётливо видел запутанный коридор и лестницы, которые всё не кончались. И людей в непонятной форме. Кого-то он резал ножом, кого-то душил, выкидывал вперёд гранаты с усыпляющим газом, после чего тут же пускал в ход пистолет почему-то чувствуя в руке его тяжесть, но не чувствуя отдачу при выстреле. Он не понимал логики своих действий и шёл вперёд кроме всего остального даже, чувствуя желание отыскать причину всего происходящего.
Как вскоре оказалось, этой причиной была молодая девушка, мирно спавшая в своей кровати. Семелесов смутно помнил, как он поднял её на руки и как они вдруг очутились на улице, где ждала невесть откуда взявшаяся лошадь. Он смутно видел как они уходили из города, как он удерживал её, ещё спящую как он был уверен от сонного газа, при этом почему-то не чувствуя её тяжести. Потом он словно перенёсся взглядом к мосту через реку, название которой он сейчас не помнил, чтобы увидеть, как тот взорвётся, и опять Семелесов отчего-то был уверен, что это именно он заложил взрывчатку заранее, чтобы сбить погоню со следа. Потом точно также его взгляд очутился возле здания местного совета, которое тоже взорвалось. Затем Семелесов очутился уже в лесу, где он пешком пробирался через тёмную чащу, неся ту самую девушку на руках, лес всё не кончался, хотя в этом ему не виделось ничего страшного, главное было не останавливаться, как вдруг по ушам ударил знакомый голос:
— Я вчера говорил по-мантийски?
— Ты орал на всю квартиру, что ты мантийский офицер.
— Но я ведь орал это на русском.
— На русском, на русском.
— Хвала вашим богам, — проговорил Крейтон сидя на краю дивана в гостиной у Кистенёва, с рожей настолько кислой насколько это в принципе может быть у человека.
Пробуждение на следующее утро традиционно считалось худшей частью любой «вписки» и в данном случае это не было исключением. Наиболее паршиво выглядел Семелесов, а вот Мессеир, несмотря на жуткое выражение лица, казалось, чувствовал себя хорошо, и только интересовался некоторыми подробностями вчерашнего вечера, помня похоже только основные события. Кистенёв настороженно посмотрел на Алексея, будто что-то в нём явно было необычным.
— Как ты?
— По сравнению с африканским ребёнком, умирающим от голода, больным малярией, на глазах у которого террористы убили всю семью, вполне сносно, — угрюмо проговорил Семелесов, исподлобья посмотрев на Кистенёва.
Василий только слабо кивнул головой и снова повернулся к Мессеиру.
— Что за паранойя с этим вашим мантийским, почему тебе нельзя на нём разговаривать.
— Можно мне на нём разговаривать только не в этом мире, — ответил пришелец поднимаясь. — Сейчас я должен буду вас оставить, встречаемся сегодня на площади… как его… революции, дурацкое название.
— А что нам толком даст этот медальон? — Семелесов неожиданно вошёл в комнату и, перевалившись через поручень, рухнул на диван, и продолжал говорить припечатавшись лицом подушку.
— Я же объяснял.
— Да то что мы сможем путешествовать между мирами, но что толком это нам даёт, что мы будем делать, если получим его.
Крейтон подошёл к нему и, наклонившись, произнёс громким шёпотом.
— Всё чего мы захотим.
Мессеир быстро оделся и вышел из квартиры, так что в ней оставались только Кистенёв и Семелесов. На улице как назло опять стояла хорошая погода, на уровне условных рефлексов заставляющая бывшего кандидата в змееносцы первого знамени, нахмуриваться и засовывать руки в карманы. Когда он пришёл домой, то с удовлетворением обнаружил, что внутри всё было в порядке и на своём месте. Он достал из нехитрого тайника на шкафу маленькую коробочку, в которой хранил снятое с вампира кольцо и, завернув его в тряпочку, положил в карман, после чего взял пистолет и чтобы лучше его скрыть накинул свой чёрный плащ, захватив с собой и перчатки, но надевать их, пока не стал. Взглянув на снежинку свернувшуюся кольцами в углу, Мессеир уже собрал уходить, как вдруг заметил, что на столе рядом с портретом императора стоит фотография молодой девушки, которую он специально положил вчера на стол изображением вниз, чтобы её не увидели его новые друзья. И в том же положении она оставалась, когда они втроём уходили к Кистенёву. Крейтон осторожно подошёл к столу и аккуратно взялся за край рамки, задержав взгляд на лице девушки, потом повернул рамку, взглянув на обратную сторону, и как ожидал, увидел на картонке, надпись карандашом крупными буквами: «Не верь красавица». Прочитав это, он резко поставил фотографию обратно на стол, злобно чертыхнувшись про себя, и тяжело вздохнув, произнёс: «Быстро же они».
