Семелесов кивнул головой.
— Я стал королём Мантии в пятнадцать лет, — начал свой рассказ призрак. — То было донельзя весёлое время, мы только что проиграли мировую войну, в которой какого-то чёрта воевали вместе с Анхарцами против половины цивилизованной Ангельдарии, что касается потерь территорий это было не страшно, самое поганое правый берег Исселии и её дельта, там у нас был второй по размеру порт. Экономика трещала по швам, от армии остались жалкие ошмётки, которые от нас даже не потребовали сокращать. И в это же время Сараткой объявил себя вольным городом, создал своё республиканское правительство, а потом ещё решил прихватить весь юго-восток страны. Я видел, что творилось еще, когда был кронпринцем, видел, конечно, только издали из дворца, но этого было достаточно, толпы безработных закрытые фабрики, очереди перед булочными, калеки войны которым было нечем платить пенсии, демонстрации социалистов и либералов, и ко всему прочему настоящая гражданская война, когда у страны, по сути, не было армии. Чего я мог бояться больше в то время, чем восхождения на трон, и всё-таки свезло.
Он сделал небольшую, паузу, поднял взгляд, в котором отчётливо виднелись задумчивость и лёгкая печаль, и, убедившись, что его слушают, продолжил:
— Ситуация была предсказуемой и до неприличия банальной, все знали что монархия в своей реальной форме обречена и мне оставалась только роль мальчишки на троне, декоративного короля. Охота, приёмы, улыбки и рукопожатия, ничего более. И первый месяц я играл свою роль как положено.
— А потом… — нетерпеливо вставил Семелесов.
— Я не мог доверять никому, у меня несколько сот бойцов охранки, на которых хоть как-то можно было рассчитывать. О заговоре не знал никто, даже большая часть руководства госбезопасности. Действовали одновременно, чтобы вырезать основную часть за одну ночь. Девять из пятнадцати министров, половину военного руководства, всех крупнейших банкиров и промышленников, тех, кто рассчитывал получить реальную власть в стране. Первого министра Кецлера я оставил на потом. Видел бы ты его мерзкую рожу с обвисшим животом как у борова, он явился ко мне в загородную резиденцию на следующую ночь, отчитывал как нашкодившего школьника, того и гляди врезал бы подзатыльник. Да, нужно было видеть его лицо, когда в комнату вошёл Россенмар и трое гвардейцев с пистолетами в согнутых руках, я никогда не видел, чтобы человек так менялся в лице. Он рухнул на колени, молил о пощаде, первая пуля попала ему в поясницу, и дальше он полз за мной на одних руках, а ноги у него просто волочились как неживые. После второго выстрела он упал на живот, схаркнул кровью на пол, попытался подняться, что-то лепетал, и тут же ему третий в спину, на этот раз последний. За ним остался хорошенький кровавый след наискосок через всё комнату, то был человек, которого уже называли президентом Мантии, ха, это даже забавно.
Семелесов сидел, будто заворожённый, не отводя взгляда от призрака перед ним, внимательно ловя каждое слово. Матиас молча взял бутылку и разлил виски по рюмкам и поднял свою, давая знак что нужно чокнуться. Выпили без тоста, лицо Семелесова перекосилось, император же слегка поморщился и, вытерев рукавом губы, продолжил, уже каким-то поникшим голосом.
— А потом вырезали всех, кто был с ними связан: родных, друзей, должников, кредиторов, любовниц и любовников, политический террор не то удовольствие, которое стоит растягивать на весь срок правления. В Сараткой королевская армия вошла спустя пять месяцев после моей коронации, одно время казалось, что и вовсе пора идти на перемирие. А эти сволочи уже обсуждали у себя на конференциях статус Сараткойской республики, твою ж мать они даже не имели терпения проследить за тем, чем всё кончится.
— Невероятно, — шёпотом проговорил Семелесов. — И это правда?
— Думаешь, я лгу? В этом есть смысл?
— Ни в коем случае, просто это… это… — Семелесов откинулся на спинку стула, придерживая рукой пустую рюмку, — поистине невероятно, в том возрасте решится на такое, пойти против всех это… — Алексей тяжело вздохнул и покачал головой, глядя при этом куда-то вниз, потом медленно поднял взгляд на императора.
— Вот тут я с тобой согласен. Признаюсь честно, роль декоративного монарха меня не особо пугала, да и что там может, собственно, пугать. Но был один фактор…
— Ваша сестра?
— Как догадался?
— Не знаю, — пожал плечами Семелесов. — Так дело в ней?
— О да, Мирцелия, — Матиас задрал голову и мечтательно уставился в потолок. — Знал бы ты, что это была за женщина, воистину, первая красавица. Именем светлого престола, каждый раз когда я выступал перед народом половина приходила лишь для того чтобы посмотреть на неё. Мне нравилась её привычка, практически всегда у неё была одна и та же причёска: волосы собраны на затылке и две-три пряди отпущены по краям лба, — тут он вновь посмотрел на Алексея и сделал рукой жест, будто изображая спадающие у краёв лба волосы.
Семелесов вдруг прищурился, потом как-то странно скривил лицо, словно прикидывал что-то в уме, но потом быстро вернулся к своему обычному, зацикленному на собеседнике, взгляду.
— Она почти никогда не надевала пышных нарядов, всегда носила простенькие украшения, хотя это уже из-за меня. Я любил её, Алексей, любил всем сердцем, как сестру и как женщину, как только может любить мужчина, надеюсь, ты понимаешь, о чём я.
— Но, то, что она была вашей сестрой вас не волновало? — спросил Семелесов, снова прищурившись.
— Думаешь, мне было плевать? — как бы в ответ Матиас наклонил голову и посмотрел на юношу искоса, потом вздохнул и произнёс. — Ты знаешь, а в этом даже что-то было, нет, не эта банальщина вроде запретный плод сладок, нет, — он вдруг замолчал и, приподняв правую руку, расправив пальцы, покрутил кистью возле лица, потом собрал их вместе и потёр большим пальцем все остальные при этом всё сильнее и сильнее морща лицо, пока, наконец, не произнёс. — Нет, словами этого не передать.
Семелесов уже почти привык к светящейся коже и одежде призрака, и они уже не так резали глаз как в начале, а моментами даже создавалось впечатление, что он разговаривает с обычным человеком, но только вот воздух. Воздух вроде бы и остался прежним, но дышать он начал как-то с опаской, от непонятного страха, что вместе с ним он вдохнёт частички призрака. А тот тем временем продолжал после очередной паузы, на этот раз сопровождавшейся мечтательным взглядом куда-то в сторону.
— Это произошло на следующий день после моей коронации. Прошло триста четыре года с того дня, но я помню всё досконально. Я стоял у окна в своих, покоях, да, первое время я ещё спал, как обычно, на мягких кроватях. Я тогда открыл бутылку настойки и держал в руке наполненную рюмку, всё собираясь её выпить. Она постучала дверь, я сказал войти и тут же выпил настойку залпом, и поставил рюмку на место. Руки я тут же засунул в карманы и стоял не поворачиваясь, хотел выглядеть поважнее. Ей тогда только недавно исполнилось девятнадцать, да, Алексей, она была старше меня на три с половиной года. Тогда она была одна, зашла и, сделав несколько шагов, театрально сделала реверанс, будто издевалась надо мной. Поздравила меня, я бросил что-то насчёт того что толку от этой короны. А там слово за слово, она начала про то что нравится мне это или нет но теперь я царь и что теперь я несу за всё ответственность, и на меня они все возлагают надежду и главное что соответственно теперь они обязаны выполнять любой мой приказ. Ну а я спросил её, относится ли это к ней, она ответила, разумеется, и я приказал… — Матиас остановился, пристально посмотрел на Семелесова и, убедившись, что тот всё ещё внимательно слушает, продолжил. — Я приказал ей лечь на кровать, и… думаю, ты понимаешь, о чём я. Она даже ничего не сказала, просто повернулась, подошла к постели и легла, чуть задрав подол платья. Да, то было великолепное чувство, её улыбка такая хитрая и надменная, это невозможно описать, запах её духов, ткань её чулок, ощущаемая кончиками пальцев, а потом всей ладонью. Она спросила только, действительно ли я этого хочу, и больше не произнесла ни слова, она всегда молчала во время этого, она могла закатывать глаза, извиваться змеёй подо мной, но самое большое только иногда стон мог слетать с её губ, это мне нравилось в ней больше всего.
