Крейтон медленно подошёл к Монетникову и встал рядом с ним, молча смотря, как отъезжает машина с полицейскими.
— Синерубашечники? — спросил Крейтон, когда автомобиль уже отъехал на приличное расстояние.
— Они самые.
— Сбор клана сегодня?
— Сегодня ночью. Надеюсь у вас всё готово.
— Как может быть иначе. Я шёл как раз к тебе, обсудить.
— Проходи, — произнёс Максим и направился в сторону своего дома.
Они вошли внутрь, и Монетников сразу направился на кухню, потом остановился в дверях и, повернувшись вполоборота к Мессеиру, произнёс:
— Чайник ещё горячий, так можем чаю выпить, покрепче, я так полагаю, ты ничего не будешь.
Крейтон в ответ покачал головой.
— Только чаю.
Монетников вернулся с кухни и поставил две чашки на стол.
— Зачем они заходили? — спросил Крейтон, присаживаясь, кивнув в сторону улицы. — Ищут своего начальника?
— Скорее тебя.
— Меня? — удивился Мессеир.
Максим отхлебнул из чашки и поставил её на стол, при этом прижав ладонь к ней всей площадью.
— Уж больно светишься. Да ещё и эта история с этим их Самойловым.
— Ничего, главного мы добились, клан собирается в одном месте, и должен признать, с вашей помощью это произошло куда проще. Хотя конечно сам факт настораживает, оборотень на высоком посту в местной милиции.
— Да у них там каждый второй оборотень, — усмехнулся Монетников, — только не такой, о каком мы говорим. А если серьёзно, то привыкай, Мессеир, это тебе не Мантия, тут такой бардак, чёрт бы их всех побрал. Этих ментов народ уже боится больше чем тех, кого они ловят. Кстати как догадался что они из полиции.
— Будь они кем-то посерьёзнее, стал бы ты их запросто так отпускать, я прав. Хотя не понимаю, ты же кровопийца, а тут столько крови, или кровью синерубашечников брезгуешь?
— Я что, по-твоему, какой-то новообращенный, который не может контролировать собственный голод. Я пью кровь только тогда, когда захочу сам, а не каждый раз, когда появится возможность. Этим я и отличаюсь от этих подонков за рекой.
— А ещё говорят, что люди любят придумывать поводы для вражды.
— Мы тоже люди, только мёртвые, — ответил Монетников. — Какой у тебя сегодня план на ночь?
— Думаю, ты уже догадался.
— Ну да, — кивнул Максим и вдруг застыл, чуть приподнял голову вслушиваясь.
Крейтон замолчал, последовав примеру своего собеседника, и замер пристально с настороженностью смотря на него. Вампир встал со своего места, прошёлся по комнате, ненадолго остановившись в её центре, потом сделав крюк, подошёл к комоду, взял карандаш и вернулся за стол.
— Так значит, куда вы собираетесь пойти сегодня ночью? — проговорил он с искусно изображённым спокойствием одновременно, что-то чиркая на салфетке.
Максим пододвинул салфетку к Мессеиру, так что тот смог прочитать надпись на ней: «Нас подслушивают». Крейтон прочитал это и сначала поднял глаза, бросив удивлённый взгляд на Монетникова, потом сам взял карандаш.
— Да так, думаю прогуляться к реке, может быть даже на другой берег, до высокого замка, — проговорил мантиец нарочито спокойным голосом, при этом что-то написав на салфетке, под надписью Монетникова.
Он повернул её к вампиру, чтобы тот смог прочитать: «Я знаю. Заметил его ещё, когда шёл сюда. Он безобиден».
— Ну что ж, тогда поговорим о деле, — ответил Максим, убирая исписанную салфетку в сторону.
А сидевший под окном Семён в тот момент едва ли догадывался, что он уже не был незамеченным, как не догадывался, что ему сейчас предстоит услышать.
Крейтон ушёл домой примерно через полчаса, напоследок заглянув за угол, убедившись, что непрошеный слушатель успел испариться за время их разговора. Монетников, как только остался один, тут же достал свой телефон и поднялся наверх, проводив взглядом из окна, Мессеира скрывшегося за забором дома напротив, после чего набрал нужный номер.
— Это ты? Всё идёт по плану? — спросил из трубки немного усталый старческий голос после пары гудков.
— По этому телефону безопасно разговаривать?
— Да, что там с этим мантийским щенком и его гетерохромной жёнушкой? Всё идёт по плану?
— Разумеется. Всё произойдёт сегодня, так что будьте готовы со своими мертвецами. Узнать бы ещё, что там по поводу его друзей из ордена.
— Ну, я же не… ну да волшебник, но не по этой части. В любом случае не трогай его, даже если они сами хотят убить его это внутреннее дело ордена.
— Я помню это.
— И помни: медальон в руках мантийцев, и реки во всех мирах окрасятся багровым.
— И это я тоже помню.
— Надеюсь, я могу на тебя положиться.
— Я тоже на это надеюсь, — произнёс Максим и положил трубку.
В то же время Крейтон уже вернулся домой и поднимался к себе в комнату. Он испытывал весьма забавное чувство что появляется после того как поговоришь с человеком, который постоянно врёт тебе и ты знаешь об этом, но не показываешь виду. Сам же Мессеир хотя и не доверял никому в силу своей профессии, всё же делил людей на два типа: те к кому он просто не хотел поворачиваться спиной и те, кого он был готов пристрелить сразу же, как только чувствовал, что те пытаются ему за спину зайти. Впрочем, как это было с Монетниковым, иногда с этим выстрелом приходилось повременить.
И, хотя за долгое время службы в ордене Мессеир был приучен не поддаваться эмоциям, ему всё равно было знакомо, то едкое чувство ожидания перед боем. И оно преследовало его постоянно, до этого дня. Сейчас же ему хотелось плясать, он был так близок к своей цели, к тому, чтобы перестать, наконец, быть простым головорезом и возвысится над своим орденом. И всё что нужно было сделать это стравить нечисть этого мира и тех, кто к ней близок, чтобы ему помогли убрать те несколько десятков кровопийц, что стояли между ним и медальоном.
Он быстро поднялся по лестнице, ненадолго задержался на последней ступени, но вдруг услышав шаги в своей комнате, снова ускорил шаг, и быстро пройдя коридор, распахнул дверь. Клементина стояла возле кровати, нагнувшись, заправляя постель, уже одетая в своё повседневное платье.
— Ты уже проснулась? — скорее констатировал, нежели спросил Мессеир.
— За окном был какой-то шум, что-то серьёзное? — спросила она, заканчивая расправлять покрывало и выпрямляясь.
— Ничего серьёзного, так, синерубашечники.
Крейтон подошёл к кровати, присел и достал из-под неё длинную трость, обёрнутую старой тряпицей. И снял ткань с верхней половины, открыв ручку, к которой, извиваясь, поднималась позолоченная змея, широко скалившая свою пасть на ручке, образуя мед своими зубами оправу, в которую Мессеир был намерен положить самый дорогой камень из тех, что многие видели в своей жизни.
