Но Жанна Александровна осторожно указала на неё полицейскому, будто на какую-то преступницу. Он тут же остановил Олесю.
– Вы Скрипникова Олеся Эдуардовна? – спросил он.
– Да, – хлопая глазами, ответила Олеся.
Мужчина представился капитаном полиции Смирновым. Больше Олеся от волнения ничего не запомнила. Она бы и фамилию его не запомнила, не будь та столь распространенной.
– Я вас оставлю, – сказала Жанна Александровна и быстро просочилась в коридор.
На секунду Олеся почувствовала себя преданной. Её оставили один на один с полицейским, который явно под кого-то «копал». Вопрос под кого именно?!
– Садитесь, – предложил ей капитан Смирнов. – Обычное дело. Задам вам пару вопросов.
Он пристально поглядел на неё. Она села на край стула и замерла, словно ей было, что скрывать.
Капитан расположился за столом напротив нее, положив перед собой свою папку и фуражку.
– Что преподаете?
– Английский язык. Я практикантка.
– В каких классах?
Капитан задавал вопросы, почти не глядя на Олесю, постоянно что-то записывая.
– В начальных, шестом и девятом, – отвечала она. – Везде понемногу, – натянуто улыбнулась она.
– А сколько вам лет?
– Двадцать два.
– То есть ученики с вами на «ты»?
– Нет, – чуть замялась Олеся, не любившая отвечать на вопросы, – как обычно, по имени отчеству. А что?
– Вы не пугайтесь! От вас требуется охарактеризовать только одного человечка. Сможете?
– Кого?
– Юлю Никитину.
– Юлю? – удивилась Олеся и бросила взгляд на найденную ей сумку.
Юля была её ученицей и не только…
В тот же миг Олеся поняла, что вовсе не так хорошо знала эту девочку. Но боясь вызвать излишние подозрения своим молчание, сказала:
– Она хорошая. Учится хорошо. Старательная.
– Вы с ней общались вне класса?
– Пару раз, – умышленно соврала Олеся.
Она общалась с Юлей чаще, чем полагается учителю. И общих тем у них было куда больше, чем мог представить себе капитан Смирнов. Еще бы! Они обе были сиротками, оставшимися на попечение родственников (не самых близких). Обе предоставлены сами себе. Обе не имели друзей-сверстников, с кем обычно разговаривают по душам. Обе одиночки и обе скрытные. Неудивительно, что у них появились общие секретики, но кое-чего Олеся всё же не знала про Юлю…
– О чём вы общались? – поинтересовался капитан Смирнов.
– Да так, – Олеся задумалась и после короткого молчания добавила: – об учебе.
– О мальчиках говорили?
– Нет, нет, – нервно замотала головой она, чем выдала свою ложь.
Капитан нисколечко ей не поверил.
– О чем конкретно или о ком вы общались? – продолжал он.
Ну, конечно, они общались о мальчиках. Юля даже звонила ей и писала через социальные сети. Олеся в какой-то степени ощущала себя её наставницей или, на худой конец, старшей подругой. И это обстоятельство грело Олесину душу. А кто не хочет стать авторитетом?!
Но сейчас Олеся не хотела вдаваться в подробности их с Юлей бесед, хотя прекрасно помнила каждую из них. И эти воспоминания вновь и вновь возникали в памяти Олеси, будто она вернулась назад в прошлое. Она снова сидела рядом с Юлей, а та рассказывала ей о своем парне. И эти разговоры уже успели наскучить Олесе.
– Он хочет, чтобы у нас были взрослые отношения, – говорила ей Юля. – Ну, вы понимаете. А я не хочу.
– Тогда так ему и скажи, – отвечала ей Олеся.
– А если он меня бросит.
– Если бросит, значит, он не твой человек.
Тогда для Олеси было очень просто раздавать взрослые советы. О чем она только думала, оставляя Юле свой номер телефона, записав его на первом попавшемся клочке бумаги. Рассчитывала ли она, что девочка ей позвонит?! Вряд ли! Но всё оказалось совсем наоборот. Олеся стала буквально личной советчицей Юли. Об этом не стоит знать полиции. Так считала Олеся. Капитан Смирнов всё равно не поймет. Он сидел напротив неё и сверлил её глазами, упрямо повторяя свой вопрос:
– О чем вы с ней говорили?
Олеся еще пару секунд помолчала и ответила:
– Не помню. А что всё-таки случилось? Что-то с Юлей?
На этот раз несколько секунд помолчал он, а затем сказал:
– Она покончила с собой. Вот её предсмертная записка.
Капитан достал из своей папки прозрачный файл-вкладыш с огрызком бумаги внутри и протянул его Олесе. А на огрызке аккуратным девичьим почерком было написано: «Я не хочу жить. Всё из-за Вас, Олеся Эдуардовна. Вы во всем виноваты! Зря я сделала, как Вы сказали…»
– Что вы ей сказали? – строго спросил капитан Смирнов.
От растерянности Олеся не знала, что ответить. Она уже сама не помнила, чем могла настолько огорчить эту девочку.
«Неужели тот совет про не твоего парня? – думала Олеся. – Неужели он её бросил?»
Олеся и сама была в ужасе от своих мыслей.
– Я не знаю, – пролепетала она, – не помню.
– Вы уверены?
– Да, – покачала она головой.
– Что ж. Тогда пока не покидайте город.
– Что? Меня в чем-то обвиняют?
– А как вы сами думаете? – капитан уставился на нее своими стеклянными глазами. Олеся даже не знала, что ему сказать.
– Ваша ученица покончила с собой, – продолжал он, пока Олеся бледнела, становясь, как лист бумаги, – и вас указала в предсмертной записке.
– Хотите сказать, я виновата! – вырвалось из груди Олеси.
– А это мы выясним! Не выезжайте из города!
Олеся даже рот раскрыла от изумления.
«Да как он может на такое намекать?! Доведение до самоубийства, так это называется?! Нет, я тут не причем!» – думала она, хотя сама уже почти не верила в свою невиновность.
А в голове её крутилось лишь одно слово: «Виновата, виновата, виновата». С каждым разом оно звучало всё громче и громче, из-за чего Олесина голова буквально трещала. Олесе катастрофически не хватало воздуха, будто вокруг совсем не осталось кислорода. Она даже не заметила, как капитан собрал свои манатки, и вышел за дверь. И не слышала, что он сказал ей перед уходом, а лишь кивнула головой, дав понять, что с ней все в порядке.
«Что если меня посадят? – думала она и сама ужаснулась своим мыслям. – Доведение до самоубийства – это серьезное обвинение. Нет, но что за глупости! Разве из-за такого сажают? Максимум дадут условку3. Условку! И кто меня возьмет учителем после этого?»
Олеся встала с места, открыла окно и облокотилась на подоконник, жадно вдыхая свежий воздух.
