И СНОВА СЬЮЗИ
― Вэн, встава-а-ай, просы-ыпай-йся-я, ― до сознания Вэна прорвался звонкий голосок Сьюзи. Она тормошила его, стараясь вырвать из мира Морфея, но этот сэр Морфей, видимо, склеил веки Вэну клеем. Спал он прямо в кресле-качалке.
– Это ж кто спит средь бело дня! ― возмутилась Сьюзи, рукой уложив на место локон волос, упавший на глаза.
За окном действительно ещё светило солнце, но уже готовившееся к закату; через открытое окно слышалось щебетание птиц, а слабое дуновение ветерка трепало занавески…
– Я сплю, ― раскачивающаяся голова Вэна приоткрыла все же один глаз.
– И чего ты спишь? ― воскликнула Сьюзи, на секунду прервавшись; и принявшись снова сильней прежнего его раскачивать, когда увидела, что глаз этот осмелился бессовестно опять скрыться под веком. – Ведь я пришла! И я́ требую к себе внимания!
– Сьюзи, ты садистка… ― сердито пробурчал Вэн.
– Ты давай борись со своей шепчущей обезьяной!
– Причем здесь шепчущий? Это заслуженный отдых!
Вэн сел в кровати, провел по помятому лицу рукой, и полностью открыв глаза, наткнулся на очаровательную улыбку Сьюзи, и… улыбнулся сам.
* * *
– Так, вот тебе горячий шоколад, ― Сьюзи поставила перед Вэном кружку, подернутую дымком, ― взбодрись и продолжай историю.
– Сьюзи, помилуй, какую ещё историю?
– Ты что забыл? ― воскликнула Сьюзи, с укором приподняв одну бровь. ― Прошло всего-то пару часов!
– Все равно не помню.
– Ты это брось: так ты не отмажешься! Давай продолжай рассказ про Доктора Штерна, Зет-поле, Шепчущих, и… и о том, чем всё там закончилось. Да-да, после того, когда ты с потолка оторвал одну из плит резонатора…
Пропуская мимо ушей слова Сьюзи, Вэн силился припомнить сон – плод его подсознания, понимая, что если сразу его не отметить, не зафиксировать в памяти, то он начисто из неё сотрётся. Он вспомнил, как шёл по причалу мимо пришвартованных разномастных судов. На некоторых находились люди, и с кем-то из них он перекинулся парой-тройкой фраз, но какими именно и, хоть примерно, о чём – не помнил.
Вот он подошёл к своей небольшой лодке, которая из-за своей крыши больше походила на спасательную шлюпку-капсулу. И при виде её он испытал радость, предвещавшую большое путешествие. Но когда он решил отчалить от пристани, отправиться в большое плаванье, выяснилось, что нет горючего…
― Ба! Да ты совсем меня не слушаешь! ― воскликнула Сьюзи. ― Вэ-э-эн, просыпайся.
– Ни минуты покоя, ― проворчал Вэн, подумав, что надо бы раздобыть «горючего» – итог анализа сна.
– Я от тебя не отстану – это точно, ― притворно грозно свела брови Сьюзи, ― покуда не расскажешь мне все до самого конца!
– Кстати, ― подул на горячий шоколад Вэн, ― что там – в Абвер Доке случилось?
– Ай, так ерунда… Ты давай не отвлекайся!
– Ну, все же?
– Не скажу: ты опять будешь упрекать, что мы – журналисты, ради сплетен суемся во всякие мелочные дела бомонда…
– Неужто к нам приплыла Эмма Уотсон, вплавь, рекламируя шмотки для пловцов? ― улыбнулся Вэн.
– Прекрати! ― хихикнув, девушка шлёпнула по руке Вэна своей ручкой. – Рассказывай уже!
– Хорошо, шоколад хоть допить можно?
– Можно, ― Сьюзи одарила его своей самой обаятельной улыбкой.
ЛУНА И ДЕРЕВО
Зет-поле нарастало. Это чувствовалось. Ощущения трудно сравнимые с чем либо. Казалось, нас окружает некая глубоководная пустота, больше ничего, хотя при этом все вещи интерьера кабинета оставались на месте, и за окном по прежнему лил дождь, а небо периодически озарялось молниями. Мы погружаемся в неё всё больше и больше… И понимание того, что так просто не вырваться нам из этой западни вгонял в ещё больших страх, страх первобытный, граничащий с ужасом.
Тут я вспомнил о сотовом.
– Вот, возьмите, – я протянул его Доку – Позвоните дворецкому, он нас выручит.
Но Штерн пошёл к ноутбуку, призвал меня за собой:
– Я отключу аппаратуру прямо сейчас. Всего-то делов…
Треск – в шаге от нас раскалывается пол. Трещины съедают половину комнаты вместе с окном, обрушивая кирпичи и мебель в черноту бездны. Вот мы уже на краю обрыва, а где-то внизу шумит неспокойный океан. Напротив нас в свете луны виден утёс, волны бьются об него, на самом его краю возвысилось могучее дерево, корни которого свисают в пропасть, и само оно накренилось так, что кажется, вот-вот сверзится вниз.
– Что это? – спрашиваю я и тянусь за телефоном.
– Не надо. Пока не надо, – Штерн с дрожью касается моего плеча. – Это мои воспоминания.
Тихим голосом они прокрадываются к нам, превращаясь в забытую поэзию:
Неужто ты, как дерево это?
А прекрасная луна – она…
И тянись, не тянись – не дотянуться тебе до нее
НИ-КО-ГДА.
Хоть встань на самый краешек высокого-превысокого обрыва,
да ветви в небо устреми.
Толку нет…
– Ты посмотри, – улыбнувшись, спокойно проговорит она,
– Где ты стоишь…
и… где сияю я…
Из окутавшего берег тумана вышли парень и девушка. Шум прибоя не давал услышать их разговор, отобрав у нас эту деталь прошлого.
Чуть погодя девушка ушла, не обернувшись наперекор ветру, а порыв вырвал из рук парня записку.
Морское дыхание оставило на лице Дока капли грусти. Он искал в остатках тумана стройную фигуру, и не заметил, как бумажка прилетела к нашим ногам.
Она пульсировала так, как билось сердце влюбленного.
Она намокала, будто пропитывалась слезами.
Пейзаж исчезает, и мне хочется ухватить что-то на память о другом мире.
«Каждый человек – вселенная», я осторожно поднял бумажку, пока она не ускользнула вместе с отливом фантазии.
«Людвиг, спасибо за приглашение, но я не могу. Я не хочу тебя разочаровывать. Ты, видимо, надеешься на какие-то отношения, а мне сейчас ничего не надо. Ты мне даришь подарки – это очень приятно. Спасибо! Но этим самым ты меня ставишь в неловкое положение – я не могу ответить тебе взаимностью. Извини.
