– Я ж сказал тебе, чучело, – держи! – ругал своего второго номера Филат. – Сейчас бы взводный уже представление писал на реабилитацию. Где она теперь, наша реабилитация? Улетела! Эх ты…
– Да я ж держал! – прорвало наконец и терпеливого второго номера. – Стрелял бы лучше, тогда и не улетела бы наша справка об освобождении.
На опушке редко хлопала зенитка. Несколько мелких бомб, почти одновременно, с большим недолётом разорвались возле неё. Истребители сделали вираж и снова выстроились для атаки. Ни огонь зенитки, ни стрельба бронебойщиков не причинили им вреда. Похоже, «мессершмитты» решили дать здесь решительный бой, и для того, чтобы обезопасить себя от огня с земли, решили сразу разделаться с зениткой. Две другие пары тем временем атаковали Ил-4. Бомбардировщик огрызался длинными очередями. Летел он медленно. Видимо, действительно был повреждён. Экипаж тянул в поисках подходящей площадки для вынужденной посадки. А может, если повезет, дотянуть до родного аэродрома. «Мессершмитты» крутились вокруг него, как волки вокруг раненого и выбившегося из сил лося. То и дело от них в сторону бомбардировщика вытягивались трассы, хлестали по корпусу и плоскостям. Но вот четвёрка «мессершмиттов» отскочила от бомбардировщика и начала набирать высоту, на ходу перестраиваясь. К ним потянула и пара, выполнявшая противозенитный маневр.
Только теперь наблюдавшие с земли заметили ещё одну шестёрку истребителей. Шли они со стороны солнца и, пользуясь преимуществом высоты, мгновенно атаковали.
– Ванька, заряжай!
– Хватит, Филат, а то по своим попадём. – Второй номер стоял на коленях с тяжёлой обоймой в руках, держась за открытую коробку магазина. – По немцам ты промазал, а по своим врежешь точно. Тогда нам с тобой ещё по «трёхе» штрафной накинут. Или – на полную катушку.
– Заряжай, говорю!
– Отставить, Полозов, – сказал Воронцов.
Бомбардировщик, оставляя за собой тонкую ветвящуюся струйку дыма, ушёл за верхушки берёз, потянул дальше. Бойцы провожали его хмурыми взглядами: недалеко ему лететь, да и прыгать с парашютами с такой высоты дело безнадёжное. А вверху клубком крутились «мессершмитты» и «лавочкины».
Зенитка тоже замолчала. От неё в лес понесли то ли убитого, то ли раненого зенитчика.
Дорожка крупнокалиберных пуль пробежала в трёх метрах от свежего бруствера траншеи. Бойцы тут же сжались в своих ячейках. Некоторые торопливо надевали каски. Одни материли лётчиков, другие смеялись, третьи лихорадочно подкапывали боковые ниши, выбрасывая под ноги влажный песок. Но были и такие, кто курил, поглядывая в небо и наслаждаясь минутой отдыха от надоевшего рытья земли и нудных разговоров соседей, особенно тех, кто считал, что в штрафную попал ни за что, по ошибке.
Воронцов достал бинокль.
– Ну что там, лейтенант? – спросил сержант Численко. – Чья берёт?
Трассы вспыхивали и, не находя цели, уходили в сторону. Моторы надсадно взрёвывали, будто преодолевая гору, и в какое-то мгновение исчезали в гуле и грохоте боя.
Ещё три Ила тяжело протащили над полем и лесом свои тела и исчезли за берёзами. А истребители всё кувыркались под самым солнцем, швырялись огнём. Ещё несколько раз пули молотили сухую землю, и люди внизу прижимались к стенкам свежих ячеек. Они стискивали зубы и молили бога, чтобы очередь пронесло мимо, потому что окоп, это, казалось бы, надёжное, годное для укрытия ото всех напастей сооружение, от пуль, летящих с неба, не защищал.
Развязка наступила так же неожиданно и быстро, как и начался бой. Один из истребителей, не удерживая траекторию, вдруг вывалился из круга и начал терять высоту. Наконец он выбросил сизый шлейф, который быстро менял цвет, становясь бурым и густым.
– Ну, кто там? Лейтенант?
– Кресты! Немец! – закричали сразу несколько бойцов.
– Наши ганса завалили!
Зенитчики тоже махали руками.
В какой-то миг от падающего самолёта, который уже срывался в стремительный штопор, отделилась, сверкнула на солнце длинная белая паутина.
– Лейтенант! Смотри! Парашют!
– К нам сносит!
Подбежал ротный, указал рукой в ту сторону, куда смотрели все. На фоне ослепительной голубизны неба парашют виднелся отчётливо.
– Воронцов, бери отделение и дуй за ним. Лётчика надо найти.
Воронцов ещё раз взглянул в небо, где распадался рычащий моторами и пулемётами клубок. Самолёты разошлись, снова выстроились парами. Одни ушли на северо-запад, другие на северо-восток.
…Пуля ударилась в стальной шлем стрелка, сидевшего на уступе артиллерийского окопа, и взмыла вверх. На шлеме она оставила всего лишь отметину. Однако артиллерист кувырком полетел на дно окопа и некоторое время лежал там, раскинув руки и бессмысленным взглядом глядя в небо, будто стараясь вобрать в себя всю его синь, запомнить его вечный свет. А пуля, отрекошетив, уже неслась высоко над землёй. Сверху она видела, что все дороги на многие километры вокруг пусты. Русские хитры. С наступлением дня они прекращают всякое движение. Их колонны, сворачивая с большаков и просёлков, тут же растворяются в лесах. И там, под покровом деревьев, продолжают свою работу. Отрывают траншеи на заранее размеченных участках, закапывают орудия и реактивные установки. Маскируют танки и самоходки. И всё это на десятки километров в глубину от линии фронта. Такой глубокой и мощной обороны здесь, на Восточном фронте, ещё никогда не строили. Ни русские, ни немцы. Такие приготовления наводили на мысль о подготовке к сражению решающего характера.
Глава шестая
Воронцов бежал по густой траве, нагретой солнцем. Внизу, в тени, ещё поблёскивала роса, и сапоги его вскоре стали мокрыми. Автомат он держал на плече, диском кверху. Следом за ним бежали пять человек из первого отделения: весь миномётный расчёт и вестовой Быличкин.
Артиллеристы тоже отрядили группу поиска, и она ушла левее, охватывая лесок с восточной стороны. Ветер отнёс парашют на угол леса между полем и лугом, постепенно переходившим в болото. Самолёт взорвался на краю поля, возле дороги, метрах в трёхстах от их позиций. А лётчика снесло к ним.
– Вон он! Повис! – крикнул Быличкин, поднимая винтовку.
– Не стрелять. Будем брать живым.
– Да у него ж, может, пистолет есть?
– А как же, пистолет у него обязательно должен быть. Астахов, Тарченко, Емельянов, заходите слева, отсекайте его от артиллеристов и гоните на луг. Можете сделать несколько выстрелов поверх головы. Но не заденьте нас. Емельянов – старший.
Лётчик барахтался в стропах метрах в двух от земли. Парашют зацепился за верхушку берёзы. Лётчик пытался его сдёрнуть, но белое полотно купола, подгоняемое ветром, только сильнее охватывало ветви высокого дерева. Наконец он понял, что усилия его напрасны, и обрезал стропы ножом. Внизу быстро освободился от ремней, вытащил из кобуры пистолет, огляделся и побежал в лес. Но было поздно. Оттуда уже гремели винтовочные выстрелы. Лётчик тоже выстрелил несколько раз и побежал вдоль опушки.
