– Когда отдам приказ, рубите веревки! – скомандовал Корбулон.
Легионеры торопливо заходили в воду, над их головами шуршали стрелы, которые пускали лучники с противоположного берега. Фракийцы были уже в пятидесяти шагах, и становилось ясно, что всем не успеть.
– Режьте канаты!
Веспасиан понимал, что командующий прав – важнее лишить варваров средства переправы, чем спасти десяток человек, включая его самого. Всем повелевает рок – выходит, что ему-таки суждено погибнуть здесь от рук дикарей. Он знал, что надлежит думать об общем благе, а не о себе. Юноша ударил мечом по пеньковой веревке. Отрубленный конец повлек своих пассажиров в стремнину. Потом повернулся лицом к врагам, остановившимся в десяти шагах.
– Ко мне! – закричал Корбулон, стоявший у центрального каната вместе с двумя перепуганными молодыми легионерами. Веспасиан, Магн и двое оставшихся с ними солдат подбежали к командующему. Потом к ним присоединились Фауст и еще трое.
– Ничего, ребята, – мрачно ободрил их Корбулон. – Мы дорого продадим свои шкуры.
Он кинулся вперед. Остальные последовали за ним. Маленький отряд обрушился на фракийцев, коля и рубя, но ответом им стали не лезвия, а рукоятки секир. Падая и проваливаясь во тьму, Веспасиан понял, что на этот раз фракийцы пришли не убивать. Черед смерти наступит позже.
Глава 22
Веспасиан очнулся. Было темно. На глазу ощущалось что-то липкое, но попробовав это убрать, юноша осознал, что руки крепко связаны за спиной. Потом он вспомнил удар по голове и все понял. «Это кровь, – подумалось ему. – Кровь из раны».
Во рту пересохло, голова гудела. Собственно говоря, болело все тело. По мере того как сознание прояснялось, боль усиливалась. Молодой человек застонал.
– Добро пожаловать, господин. Хотя сомневаюсь, что ты слишком рад здесь очутиться. Я так точно нет.
Веспасиан повернул голову. Рядом лежал Магн.
– Где мы? – Вопрос был глупый, он и сам прекрасно знал ответ.
– В гостях у фракийцев. И с учетом нашего с ними обращения, гости мы, боюсь, не слишком желанные.
Глаза Веспасиана снова обретали способность видеть. Расплывчатые оранжевые тени приобрели фокус – лагерные костры. В их отблесках виднелись фигуры спящих на земле людей. Постепенно глаза привыкли к свету. Рядом с собой он разглядел деревянные колья, посмотрел наверх – то же самое. Ясно, они в деревянной клетке. Скосив взгляд, юноша заметил мундиры Корбулона и Фауста. Оба были без сознания.
– Где остальные? – спросил молодой человек, подумав о легионерах.
– Не знаю. Я очнулся незадолго до тебя и не успел должным образом ознакомиться с нашими апартаментами.
Веспасиан улыбнулся – Магн не утратил присущей ему иронии.
– Отдохни, господин. Нам пока особо нечем заняться. Путы завязаны на совесть – я попытался высвободиться, но только порезал ремнями запястья. Придется подождать, пока хозяева их сами не развяжут, вот тогда наступит наш черед раскидывать мозгами.
Веспасиан согласился с Магном – если их освободят от пут, надо быть сильным и готовым. Он смежил глаза и провалился в беспокойный сон.
На рассвете лагерь ожил. Проснувшись, Веспасиан обнаружил в клетке фракийца, который поил пленников овечьим молоком. Дождавшись своей очереди, юноша с жадностью стал глотать теплую жидкость, преодолев отвращение, питаемое римлянами к молоку в его естественном виде. Чувствуя, как желудок наполняется, он поймал себя на мысли, что не ел со времени вчерашнего полуденного привала.
– Раз нас кормят, то не собираются убивать немедленно, – заметил Корбулон. Волосы командира были покрыты запекшейся кровью, глаз заплыл и посинел.
– Мы вас убить когда будешь готовы, – буркнул фракиец на ломаной латыни, закрывая клетку.
– Какие гостеприимные хозяева, – проворчал Магн.
Фракиец покосился на него, потом ушел. Сторожить пленников остались трое вооруженных копьями воинов.
– Трибун, прикажи своему человеку не раздражать их, – прошипел Корбулон. – Если мы хотим сохранить силы для побега, побои нам ни к чему.
Веспасиан посмотрел на Магна, который с едва заметной улыбкой кивнул в ответ.
– Парни, должно быть, измотаны, – сказал Фауст, глядя поверх плеча Веспасиана.
Юноша повернулся. В полумиле от них, на северном берегу реки, формировали строй первая и вторая когорты, кавалерия занимала позиции на флангах. Обоз расположился немного позади.
– Молодец, Галл, не потерял головы, – произнес Корбулон. – Теперь фракийцы не осмелятся переправляться. Им придется уходить, если, конечно, они не собираются сидеть тут, питаясь ягодами и кореньями.
– А с учетом того, что наши лучники не подпустят их к реке, вода у них тоже скоро кончится, – заметил Фауст.
На идущем под уклон к потоку склоне сновали фракийцы, подбирая своих убитых. Трупы складывали в большую кучу, обложенную поленьями. Тела римлян оставались гнить на солнце.
– Ублюдки! – Фауст сплюнул. – Бросают наших. У ребят нет даже монетки, чтобы заплатить перевозчику.
– Полагаю, центурион, нас ждет то же самое, – сказал командующий.
– Кроме того, нам готовят встречу с другими богами, – вмешался Магн. – Мне не очень хочется угодить во фракийский Гадес. А вам?
– Особенно, если языка не знаешь, – хмыкнул Веспасиан.
Все повернулись и посмотрели на юношу. Тот сидел совершенно невозмутимый, но в глазах сверкали искорки. Даже Корбулон, при всей своей аристократической надменности, не выдержал и расхохотался.
К исходу утра, расчистив верхнюю часть склона, фракийцы отважились сунуться ближе к реке. Туда, где линия изувеченных тел отмечала место последней схватки у канатов. Группа сборщиков двинулась вперед, махая веткой в знак перемирия. Фракийцы успели подойти к берегу на тридцать шагов, когда на них обрушился залп из луков с той стороны. Дюжина дикарей повалилась, утыканная стрелами, крики несчастных были слышны даже на холме. Остальные поспешили убраться подобру-поздорову, хотя у двоих между лопаток торчали оперенные древки.
– Это их взбесит, – предположил Магн.
– И поделом. – Корбулон выглядел довольным. – С чего они взяли, что могут подбирать своих, прикрываясь перемирием, но не давать делать это нашим? Так не выйдет.
– Долбаные дикари! – выразил свою точку зрения Фауст.
В противоположной части лагеря, шагах в пятидесяти справа от них, послышались громкие голоса. Шел ожесточенный спор. Высокий седовласый фракиец с длинной, раздвоенной бородой, спускающейся ему до самого живота, пререкался с низеньким, остролицым, как куница, бритоголовым мужчиной. Молодой парень, лет двадцати с небольшим, восседал между ними на складном стульчике. С видом спокойного величия он слушал все сильнее распаляющихся антагонистов, но ни разу не поднял взгляда на них, неотрывно смотря на груду мертвых тел у реки. Остромордый заорал на старика, сунул руку в мешок, висевший на плече, извлек оттуда человеческую голову и сунул оппоненту под нос. Это тем или иным образом позволило молодому человеку принять решение. Он встал и отдал ряд приказаний поджидающим поблизости воинам. Те бегом бросились их исполнять.
