Когда мать Анна вошла, Можер решительно ей объявил:
– Она ни в чем не сознаётся. Но, чувствую, за ней кроется грешок. Поможет в этом разобраться лишь один человек – король!
– Посмотри на ее вклад, – аббатиса протянула Можеру перстень. – Ты говорил, что сможешь определить, не ворованный ли он. Быть может, на девочку собираются возвести напраслину?
Перстень был не из простых, иначе монастырь отказал бы Герде в приюте. Можер долго крутил его в руках, тщательно разглядывая со всех сторон, наконец, закончив осмотр, объявил:
– Мне трудно разобраться. Я покажу это кольцо королевскому ювелиру, только он сможет обнаружить приметы, известные лишь королю. Он же определит, настоящий здесь камень или поддельный. Я уношу его с собой, тетушка.
Мать Анна, которая по довольному выражению лица своего племянника уже решила, что перстень не ворованный и останется в монастыре, при последних словах Можера вздрогнула.
– А если окажется, что он краденый? – с замирающим сердцем спросила она.
– Тогда эту юную послушницу будут судить, и вам ее больше никогда не увидеть.
– А если он не краденый?..
– Боюсь, и в этом случае она к вам не вернется, тетушка. Желая загладить свою вину перед ней, король конечно же пожелает исполнить ее заветное желание, а оно, как вы сами мне сообщили, заключается в том, чтобы покинуть стены этого монастыря. Не говоря уже еще об одном: этот перстень и в том, и в другом случае потерян для вас навсегда.
Аббатиса побледнела. Только теперь она поняла, какие клещи мертвой хваткой вцепились в нее. Да, но девчонка! Ведь она теперь принадлежит церкви, как может король забрать ее отсюда? Это был единственный козырь, и аббатиса тотчас пустила его в ход.
– Полагаю, послушница на время следствия останется здесь? – спросила она, надеясь, что в случае неоправданных подозрений перстень в виде вклада обязательно вернется в монастырь. В противном случае епископ встанет на защиту сестры Инессы. Он постарается убедить короля в том, что ее попросту оклеветали, что это козни дьявола, который либо затуманил ум короля, либо выкрал у него перстень, дабы очернить юную невесту Христову. Что же касается заветного желания послушницы, то нетрудно будет запугать ее муками ада, если она вздумает своевольничать. Да она и не посмеет. И никто, кроме епископа или священника, не вправе расторгнуть обряд посвящения.
Так подумала аббатиса. Но то, что она услышала в ответ, выбило у нее почву из-под ног.
– И не надейтесь, тетушка, – Можер поднялся и, шагнув, взял Герду за руку. – Король приказал мне доставить эту девицу во дворец, и я ее доставлю, клянусь бородой вашего отца!
– Можер, ты не смеешь! – попыталась воздействовать аббатиса на сознание племянника, преграждая ему дорогу. – Сам епископ произвел обряд посвящения испытуемой в послушницы на ступенях алтаря, и ее облачили в покрывало! Лишь с позволения епископа или в случае смерти отца послушница может покинуть обитель.
– Ну что касается отца, то он, как вы знаете, жив и здоров, а на вашего епископа мне ровным счетом наплевать.
И нормандец, держа за руку юную послушницу, направился к выходу из кельи.
Аббатиса кинулась к двери и загородила ее собою.
– Можер, я не выпущу тебя! Оставь сестру Инессу здесь! Ты не смеешь святотатствовать, это обитель Христа!
Можер широко улыбнулся.
– Ведь вы меня знаете, матушка, если что-то взбрело мне в голову, то меня уже ничем не остановить. Поэтому, прошу вас, отойдите с дороги и не мешайте мне пройти.
Аббатису это явно не устраивало. Она знала, что получит нагоняй от епископа: среди бела дня у нее на глазах выкрали Христову невесту! Слыханное ли дело! Поэтому она вытащила из кармана ключ и быстро щелкнула им в замке.
– Ах, тетушка, как это необдуманно с вашей стороны, – покачал головой Можер. – Ведь теперь мне придется выломать эту дверь плечом. Отойдите хотя бы в сторону, чтобы я мог попробовать, получится у меня это или придется отойти для разгона.
– Бессовестный! Неужели ты осмелишься выломать дверь в моей келье?
– Из уважения к вам, дорогая родственница, я не стану этого делать, а открою дверь тем ключом, который вы положили в карман. Думаю, вы дадите мне его, ведь вам не хочется жить в келье с выломанной дверью?
И Можер протянул руку. Аббатиса быстро вытащила ключ и спрятала его у себя на груди.
– Надеюсь, ты не позволишь себе прикасаться ко мне? – с вызовом спросила она, по-прежнему не сходя с места.
– Напрасно надеетесь, тетушка, – невозмутимо ответил Можер. – Но не трепещите, я не стану шарить у вас за нагрудником, однако мне придется ухватить вас за бока. Увы, но винить в этом вы должны саму себя. Сожалею, но выбора у меня нет.
С этими словами Можер поднял аббатису, отнес в сторону и опустил на пол, шагах в пяти. Но не успел он подойти к двери, как его тетушка вновь была на своем посту.
– Можер, бесстыдник этакий! Если ты не боишься раздавить меня в своих объятиях, то побойся хотя бы кары небесной! Ведь Бог видит все, и он накажет тебя!
– Бог, тетушка, в данный момент потешается над вами и, готов дать голову на отсечение, сгорает от любопытства увидеть дальнейшее. Мне не хочется обманывать его ожиданий, а потому я повторю операцию, но на этот раз отведу вас подальше.
И Можер отнес настоятельницу в самый дальний угол кельи, теперь уже шагов на десять. Однако она вновь опередила его и, едва нормандец взял за руку сестру Инессу, была уже у двери.
– Учти, Можер, дверь крепкая, из хорошего дерева, и тебе ее не разбить. А если ты снова применишь ко мне насилие, я позову на помощь.
– Кого? – усмехнулся племянник. – Своих монахинь, целый отряд которых я смету одним лишь своим дыханием? Бросьте, тетушка, и отдайте мне ключ по-хорошему. Дверь и монахини при этом останутся целы, да и вы перестанете порхать по воздуху, это в ваших-то годах!
– Нет! – твердо ответила аббатиса.
– Ах, тетушка, подумать только, какой трогательной была наша встреча и каким постыдным и ужасным для вас может оказаться наше прощание. – Можер огляделся вокруг и остановил взгляд на высоком шкафу, стоящем у стены, близ кровати. – Как вы меня разочаровали! Да и бога тоже. Он теперь гадает: когда же это аббатиса кончит летать по своей келье? Честное слово, ему до смерти хочется посмотреть вашу посадку. Коли так, не станем обманывать его ожиданий, пусть полюбуется, держась руками за бока от хохота.
С этими словами он в третий раз схватил тетушку, дошел с нею до кровати, высоко поднял свою драгоценную ношу и водрузил ее на крышу шкафа.
– Ну вот, – воскликнул Можер, отряхивая руки и глядя на дражайшую родственницу снизу вверх, – теперь вы стали ближе к богу, к которому всегда взываете в своих молитвах. Уверен, он тотчас услышит вас, едва вы обратитесь к нему, но даже не попытается снять, несмотря на всю вашу набожность. Вам придется подождать, пока ангелы и святые, которых он наверняка позвал, не надорвут животы от смеха, глядя на ваши попытки спуститься на грешную землю. Что же касается меня, то я покидаю эту обитель размалеванных идиотов, глядя на которых вы пытаетесь пробить лбом полы. Прощайте, тетушка! Я, конечно, мог бы еще остаться погостить, да уж больно у вас скучно, к тому же у ворот меня ждет товарищ.
