– Не беспокойся, никто об этом не узнает. Пусть совершает свои службы и таинства, главное, чтобы не проболтался сам. Но именно на этом, на его отрицании я и хочу сыграть. Они ведь дружны с Робертом, верно?
– Еще бы! Малыш души не чает в монахе.
– Вот и отлично. Пусть брат Рено исподволь, осторожно, дабы не спугнуть, подведет Роберта к истине. Пусть откроет ему глаза на действительное положение вещей и научит отличать правду от лжи. Разрушит выстроенный в его мозгу духовный фундамент и начнет возводить новый – мирской! Однако, повторяю, подойти к этому надо весьма деликатно, дабы мальчик не отшатнулся от монаха. Нельзя его совсем оставлять без друзей, как бы он не ушел в монастырь.
– Честное слово, государь, вы как в воду глядите. Ведь Роберт подумывает о том, чтобы стать монахом, так он мне сказал однажды.
– Этого ни в коем случае нельзя допустить, Можер, ведь он единственный наследник! Потеряв его, Франция лишится короля; после меня некому наследовать трон. Понимаешь, чем это может обернуться? Крахом королевства! Кто возглавит его? Оно погибнет в огне междоусобных войн, если, конечно, Карл Лотарингский не примчится из Брюсселя, чтобы стать королем. И еще. Королева Сусанна начинает выводить из терпения не только Роберта, но и меня. То плачет, то устраивает истерики, то вновь пытается штурмом овладеть неприступной крепостью. Роберт избегает ее, а она преследует его, постоянно напоминая о супружеском долге. Скоро ему это окончательно надоест, и вот тогда… Монастыри хорошо умеют хранить свои тайны, кто знает, какой из них приютит юного послушника?
– Из этого я вижу неплохой выход, государь. Эту парочку надо попросту развести.
– А приданое? Ее земли, которые отошли к Франции?
– Что в них толку, если государство останется без короля?
Гуго медленно зашагал к окну. Встал и, уставившись на темнеющую вдали громаду Булонского леса, задумался.
– Но есть и другой выход, – подошел сбоку Можер. – Мне он кажется наиболее подходящим. Ей-богу, будь я королем, как ваш сын, так и сделал бы.
– Что именно? – повернулся к нему Гуго.
– То, что вам однажды пришло в голову: отправил бы супругу в монастырь, пока сам от нее не сошел с ума.
Король долго молчал, созерцая последний мартовский снегопад, устилающий огороды у мыса Сите и исчезающий бесследно в водах Сены.
– Может быть, это и будет наилучшим решением, – промолвил он.
Спустя несколько дней новая королева, стоя на обломках неудавшегося брака и вконец измученная ревом плоти, стала бросать красноречивые взгляды на Можера. Расчет ее при этом был прост: вдруг удастся увлечь нормандца, а нет – так подружиться с ним?
Нормандец не обращал на это внимания, пышные формы фламандской вдовы не пробуждали в нем альковных настроений. Взгляды эти не ускользнули от внимания друзей, и однажды за обедом во время очередной стрельбы глазами, Маникор негромко сказал приятелю:
– Кажется, провансальская химера начинает пускать в твою сторону стрелы, пропитанные эликсиром любви. Погляди, она мечет их одну за другой.
– Только слепой не увидел бы, как она мечтает наставить муженьку рога, – поддакнул Вилье. – Причем не с кем-то, а с его братом.
– Тебе надо пресечь эти атаки на твою добродетель, Можер, – сказал Субиз. – Положи этому конец, иначе эта истеричка набросится на тебя при всех. Скажи ей что-нибудь по этому поводу, пусть забросит лук подальше.
Можер допил вино, утер губы и, поймав очередной недвусмысленный взгляд Сусанны, сказал ей:
– Ваше величество, позвольте спросить: когда мы играли вчера в мяч, кто выиграл, вы или я?
– Выиграла я, граф, – с улыбкой ответила Сусанна, – но это, видимо, потому, что вы были немного рассеянны.
– Я отдал вам ваш выигрыш? Ведь помнится, мы играли на деньги.
– Разумеется, граф.
– И я не остался вам должен?
– Ну конечно же, почему вы спрашиваете?
– Слава богу, мадам, а то я подумал, ловя на себе ваши взгляды, будто у меня случился провал в памяти.
Лицо новой королевы франков надолго попрощалось с любезной улыбкой, взамен явив плотно сжатые губы и обрызганные легкой пунцовой краской щеки. Как следствие – взгляд потух, зрачки бесцельно забегали по столу.
Однако это был смелый выпад, ни один не позволил бы себе такого, только нормандец. Сусанна тотчас хотела вскипеть и поставить его на место… но мигом остыла. Во-первых, не нашлась сразу что ответить, и момент был упущен, а во-вторых, не захотела обострять отношений с двором, зная, какой вес имеет здесь сын Ричарда Нормандского.
И она, стиснув зубы, промолчала. Однако удар попал в цель: стрелы сыпаться перестали.
Глава 14
Сестра Моника
Наступила Пасха, но послов от маркграфа Испанской марки все не было. Гуго отправил Борелю послание, и в конце апреля получил от него ответ: помощь в борьбе против мусульман уже не требуется; орда сарацин так и не появилась у берегов Барселоны и больше уже не появится, так донесли ему лазутчики.
Гуго задумался, ища истинную причину. Вариантов было несколько. Не желая приносить вассальную присягу на верность королю, Борель на каких-то условиях сумел договориться с мусульманами. Ему могла помочь Испания, Мадрид все-таки ближе. Наконец рука дружбы протянулась к нему из южных герцогств и графств – сильных областей, не признающих власти короля. Как бы то ни было, картина вырисовывалась безрадостная: юг продолжал оставаться независимым.
Король выразил сожаление в связи с неудавшимся походом, а Можер, услышав об этом, пришел в бешенство. Сколько раз уже он видел себя впереди конницы, стремительно несущейся на врага; сколько голов с тюрбанами он уже срубил на скаку в своем воображении, с нетерпением ожидая заветного дня выступления в поход – и вдруг разом все рухнуло! Нормандец погрустнел, челюсти его плотно сжались, зубы скрежетали, а глазами он, казалось, готов был испепелить все вокруг. В своих покоях он в порыве буйства переломал все стулья, попадавшиеся ему на пути, а стол, на который он налетел, рассекая мощными шагами комнату вдоль и поперек, поднял и разбил о стену. В зале он постоянно натыкался на колонны и в бешенстве колотил по ним кулаками, словно намереваясь сокрушить; колонны лишь гудели в ответ, но оставались неколебимыми. Людей нормандец не замечал и ни с кем не заговаривал, а если кто-нибудь пытался завести с ним разговор, то слышал в ответ лишь град ругательств, не располагающий к общению, и торопился уйти. Кончилось тем, что король сурово отчитал родственника за безвинно порубленные в припадке бешенства деревья в парке и за дверь во дворце. Нормандец так ее толкнул, что она, сорвавшись с петель, улетела прочь, придавив, не насмерть, правда, в виду попавших двух слуг.
С полмесяца Можер не находил себе места, проклиная Испанию, Бореля и с ними весь юг, как вдруг однажды случилось нечто, положившее этому конец.
